Недавно составляли списки ста книг, рекомендуемых для прочтения молодежью. Я предлагаю включить в них книгу журналиста Виктора Головинского ( на снимке: фото Василия Дроздова) «Лесная песня». Это его дневники и рассказы, опубликованные издательством «Молодая гвардия» более полувека назад. Книгу выпустили большим тиражом, и она еще встречается в библиотеках. Пора её переиздать.
Знакомясь с дневниками Головинского мы видим, как обычный ленинградский юноша ищет своё призвание, формирует характер. Он пробует силы в рисовании и сочинении стихов, интересуется философией и иностранными языками. А главное, борется со своими болезнями, укрепляет организм физическим трудом и спортом.
Близкий друг Головинского в студенческие годы Глеб Горышин в автобиографической повести «Водопад» вспоминает, как оба они в 1951–1952 годах были бойцами студенческого строительного отряда, работали землекопами на сооружении межколхозных гидростанций в Ленинградской области.
«Вите хотелось окрепнуть и закалиться, чтобы прожить предстоящую бесконечную жизнь хорошим работником. В детстве он болел ревматизмом, – рассказывает Горышин. – Болезнь ослабила его сердце. Витя горько переживал недуг и решил не поддаваться ему. Он хотел переделать себя, навязать своему сердцу волю разума. Он катал тачку, полную глины и по ночам щупал мускулы. Мускулы становились крепче, и сердце работало ровно, послушное Витиной воле».
Горышин и Головинский дружили семь лет, вместе охотились и рыбачили. Для меня же Виктор остался просто знакомым. С тех пор прошло много времени, и почти не осталось людей, знакомых с Головинским. Я не хочу, чтобы о нем забыли. В Интернете невозможно отыскать даже его портрета.
Я помню этого замечательного человека. Наше с ним детство, а потом и юность, прошли в Ленинграде, на Васильевском острове. Виктору было десять лет, когда началась Великая Отечественная война, я на год старше. Его эвакуировали из блокадного города в Баку, меня – в Саратовскую область. На берега Невы Головинский вернулся летом в 1944 года. Осенью он поступил в 5-ю мужскую среднюю школу на 14-й линии. Я тогда же – в 38-ю на 3-й линии.
Мы вели сходный образ жизни, смотрели одинаковые фильмы в кинотеатре «Форум», на 7-й линии. Случалось, сталкивались со шпаной. В дневнике Головинского от 21 апреля 1948 года есть запись: «Сегодня после школы я ходил с Генкой по Большому проспекту и говорил о газете (школьной стенгазете – А.Н.)… Вдруг к нам подъехал на велосипеде парень стал подзывать к себе... Я подумал, что он хочет снять с меня мичманку, попрощался с Генкой и пошёл в другую сторону. Парень оставил велосипед и последовал за мной. Я снял мичманку, побоявшись, что он сорвет её. Испугался, но ничем не выдал страха. Посмотрим, что будет. Но мичманку снимать больше не буду никогда. Уж лучше лишиться этой модной фуражки».
В моем дневнике есть похожая запись от 10 мая 1947 года: «Вчера ходил на гулянье с А. и Г. В полночь близ Исаакия меня встретили хулиганы и стали отнимать мичманку, я был не вооружён, пришлось бежать».
Случалось «правильным пацанам» и одержать верх. Чтобы стать сильными, мы толкали вверх гири и натирали мозоли веслами. «Васинские» брали напрокат фофаны на лодочных станциях: у стадиона Ленина (ныне – Петровский – А.Н). или у Петропавловки и плавали по Неве и Невкам, выходили в Финский залив, высаживались на заросший лесом остров с красивым названием – Вольный.
Час проката лодки стоил тридцать копеек. Сдав в приемный пункт посуды десять бутылок, можно было грести три часа, побывать подо всеми мостами и на всех каналах.
Головинский развивал себя физически и нравственно. Он подражал Хемингуэю. Родной дядя подарил ему ружье, и Витя охотился в лесах Приладожья. Стрелял тетеревов и мечтал когда-нибудь вступить в поединок с медведем.
Головинского властно влёкло искусство. Он полюбил музеи и театр. Прикоснуться к прекрасной игре артистов было не трудно. Перейдешь по мосту Строителей на Петроградскую сторону, и вот он – Театр имени Ленинского комсомола! Билеты на откидные места в партере стоили всего тридцать копеек!
В своем дневнике школьных лет Виктор так поделился впечатлением от спектакля «Русский вопрос» по пьесе Константина Симонова. «Играли великолепно, – пишет он. – Слезы навёртываются на глаза, когда Гарри слушает о гибели Мерфи. Милые, хорошие люди!»
Юноша много читал. Несколько лет он оставался завсегдатаем библиотеки имени Льва Толстого. Она размещалась в старинном двухэтажном особняке на Большом проспекте Васильевского острова. «Только что окончил «Мартина Идена», которого читаю в третий раз, но только теперь понял всю силу этого произведения, – делится впечатлением Головинский в дневнике 16 мая 1947 года. – Для меня Джек Лондон, прежде всего, писатель, великолепно понимающий жизнь».
В 1949 году он поступил на филологический факультет Ленинградского университета на отделение журналистики. Я стал студентом этого факультета годом раньше, учился на славянском отделении, потом и на русском. Наши пути иногда пересекались. Помню, мы оба работали на воскреснике: восстанавливали студенческое общежитие на Мытне, разрушенное в годы войны.
Довелось мне общаться с Виктором и в университетской спортивной секции со специализацией «гребля – лыжи». Весной и осенью студенты тренировались на водных базах «Электрик» и «Спартак». Сначала учились правильно грести на специальных аппаратах. Потом плавали на обычных лодках. Наконец нам доверяли академические четверки и восьмерки: стремительные, изящные. Мы участвовали в соревнованиях факультетов и общества «Наука».
Головинский – высокий, копна вьющихся волос – приходил в гребной клуб вместе с Горышиным. Тот был чемпионом университета по самбо, в тяжёлом весе.
Головинский производил впечатление физически развитого, скромного молодого человека. Первое время он быстро уставал на веслах. Но после ряда тренировок обрёл спортивную форму. Вот его дневниковая запись от 12 октября 1951 года. ««Прошли на четверке 20 километров, На этот раз грёб неплохо, а иногда даже хорошо. Почему? Да потому что я энергично занялся греблей, переборол в себе лень, расхлябанность, и зато как хорошо я себя чувствовал… У меня и в жизни такая же «ленивая гребля» бывает – и отдыха нет, и дела настоящего».
Мой дневник осенью 1952 года пестрел лаконичными, записями, вроде: «Вчера ходили в темноте на восьмерке…» или «Гребли в дождь и снег». 9 октября я написал, что накануне ходили на восьмерке, потом был кросс на 5000 метров: «Бежало 7 человек, сильные молодые парни. Вперед вырвались трое: перворазрядник Н., сухой. стройный, за ним – гигант Г. (Горышин – А.Н.) и я…». В таком порядке и финишировали… Каким прибежал Головинский, не помню…
Тренировал студентов преподаватель кафедры физического воспитания Георгий Александрович Штак, мастер спорта, чемпион Ленинграда по лыжам 1943–45 годов. Он готовил лыжные батальоны на Ленинградском и Волховском фронтах. Став инвалидом войны, занялся преподавательской деятельностью, увлекся историей родного Крестовского острова, начал писать стихи.
К зиме гребная секция превращалась в лыжную. Соревнования устраивали в Кавголове, Токсове или Зеленогорске. Одну из лыжных гонок Головинский описал в своем рассказе «Победа». Он имел по лыжам спортивный разряд.
В 1954 году по окончании университета Виктора направили на работу в краевую газету «Молодежь Алтая» (тогда «Сталинская смена»). Туда поехали еще два выпускника ЛГУ: Глеб Горышин и Олег Петров. В Барнауле их ждала обычная редакционная жизнь: командировки в районы, написание статей, очерков.
Работа в газете увлекала Головинского. Но он хотел жить как писатель и жаждал новых тем и впечатлений. Весной 1956 года он уволился из редакции и присоединился к геологам, отправившимся в предгорья Восточных Саян. Экспедиция всё лето перемещалась по глухой тайге.
В августе Головинский тяжело заболел. «Здорово мы закуковали на Сухом Орзагае. – читаем в его дневнике. – Третий день лежу пластом. Сделать 15 шагов до юрты для меня очень трудно. Какая-то непонятная болезнь с сильным жаром, острой слабостью и сыпью по всему телу: преимущественно по рукам и ногам».
Он надеялся, что выздоровеет, и был полон планов. Вот одно из его последних стихотворений:
Я молодость свою не сдал в архив,
Как иногда спешат, едва им стукнет двадцать.
И, добрых дядей матом обложив,
Пошёл пешком по Родине скитаться.
Нет, не бродягою!
Во всех её краях
Хочу работать этими руками:
И зверя бить, и плавать на морях
И молотком дробить в горах Саянских камень.
Но осуществиться этим желаниям было не суждено.
«Должно быть, в Саянских горах к концу геологического сезона устало Витино сердце, – констатировал осведомленный Глеб Горышин. – Он приказал своему сердцу работать вдвойне, с перегрузкой, а сердце не выполняло приказов. Витя чувствовал в сердце тревогу, угрозу, недуг, но некому не сказал про это. Он купался в холодной воде, чтобы вернуть свежесть. Но свежесть не возвращалась. Однажды ночью, когда разразилась гроза, Витя умер. Его похоронили под кедром, на Восточно-Саянском хребте, на реке Орзагай».
Это случилось 26 августа 1956 года. Головинскому было 25 лет. Как сказал великий поэт: «Он встретил смерть лицом к лицу…»
Фото из архива автора