Подвиг блокадного радио
Уже давно напрасно
Напоминает надписью стена
О том,
Что «наиболее опасна
При артобстреле эта сторона».
Обстрел
Покоя больше не нарушит,
Сирены
По ночам не голосят...
Блокады нет.
Но след блокадный
В душах –
Как тот
Неразорвавшийся снаряд.
Юрий Воронов
НИТЬ ЖИЗНИ
Нитью жизни назвал Ленинградское радио в дни Великой Отечественной войны и блокады города немецко-фашистскими войсками известный ученый-историк В. В. Мавродин. «Радио, – писал он, – единственная постоянная связь города-героя на Неве со всей остальной огромной страной, напрягшей все силы в схватке с хищным, коварным и злобным врагом.
Радио – нить жизни, незримо потянувшаяся в окопы на передовую, которой стали улицы, окраины города, промерзшие темные квартиры, в госпитали, на заводы, к станкам, озаряемым разрывами вражеских снарядов.
Радио – это труженик-метроном, это тревожный вой сирены, вестник тяжких испытаний и первых побед. Радио – наша связь с Большой землей, с Москвой. Мы слышали, и слышали нас в грозную блокадную зиму».
Накануне войны Ленинград располагал достаточно развитой и разветвленной системой СМИ: газетами, тонкими и толстыми журналами. Начал регулярную работу Опытный Ленинградский телевизионный центр. Действовали театры, киностудии, кинотеатры. Работала мощная радиотрансляционная сеть с сетевыми радиоточками не только в квартирах, но и на предприятиях, в клубах, красных уголках, в лечебных учреждениях, в домах отдыха, в учреждениях бытового обслуживания и т.д. Кроме того, мощные радиорупоры размещались (как и ныне) на перекрестках и площадях, в парках и других местах отдыха.
С лета 1941 года в систему СМИ включились развернутые пункты связи воинских частей.
Когда гитлеровцы блокировали город, разрушив линии связи, загородное антенное хозяйство, радио Ленинграда стало автономной системой. Передачи на Москву, страну и мир, а также прием других станций осуществлялся только по эфиру.
С первого дня войны руководство города и фронта, городские организации помогали перестроить вещание на военный лад, способствовали оснащению студий мощной аппаратурой, из скудных запасов городского фонда выделяли для работников комитета самое необходимое.
В Смольном смонтировали устройство с обратной связью, которое в любое время позволяло слушать не только передачи, идущие в эфир и по проводам, но и репетиции в студиях радиокомитета. Свои замечания руководство города и фронта доводило до сведения сотрудников радиокомитета, что позволяло быстро перестраивать работу в соответствии с задачами, выдвигаемыми боевой обстановкой.
В труднейшие дни зимы 1941–1942 годов на повестку дня собрания был вынесен вопрос «О политическом и моральном состоянии работников Ленинградского радиокомитета». Журналисты считали важным не делать скидок на трудности блокады, повысить ответственность каждого за свой труд.
И сами ленинградцы оберегали радио, оно было необходимо городу-фронту не меньше, чем хлеб, чем вода, чем оружие и боеприпасы. А когда все-таки из-за недостатка электроэнергии или после бомбардировок и артобстрелов в отдельных районах радио замолкало, в радиокомитет шли письма: «Радио пусть говорит. Без него страшно, без него как в могиле!». О значении радио в годы блокады свидетельствует письмо профессоров и преподавателей Кораблестроительного института и Института инженеров железнодорожного транспорта, которое получили в радиокомитете: «Газету («Ленинградскую правду» – прим.) мы получаем или поздно вечером, или же на следующий день, а московские и вовсе через пять-семь дней. Мы стойко переносим холод, голод, бомбежки и артобстрелы и просим одного – дать возможность четко прослушать единственный источник информации, радио, и узнать, что делается на наших фронтах, особенно на Ленинградском, и что делается за границей».
Радио приобретает огромнейшее значение. «Распорядок жизни строился сообразно работе этого замечательного организма», – говорил о роли радиовещания известный актер В. Яхонтов. Эти слова в полной мере относятся к Ленрадио. В передаче из блокированного города 12 октября 1941 года, идущей на страну, известный профессор-филолог, в то время редактор радио Георгий Макогоненко рассказывал: «Ленинградское утро начинается рано. В пять часов утра. На улицах и площадях проснувшегося города... заговорило радио. Передается первый выпуск “Последних известий”. У репродукторов сразу же образуются толпы.
Торопящиеся люди останавливаются на несколько минут, чтобы прослушать вести с Ленинградского фронта. Это тоже дело: важное, непременное, входящее в распорядок дня каждого ленинградца».
«ГОВОРИТ ЛЕНИНГРАД, ГОВОРИТ ГОРОД ЛЕНИНА»
В годы войны эти слова собирали у репродукторов миллионы людей. Голос осажденного города слушали в глубоком тылу и на фронте, в оккупированных фашистами городах и селах, в партизанских отрядах. Для ленинградцев же и защитников города радио в блокадные годы стало своего рода первой «дорогой жизни», проложенной не по ладожскому льду, а в эфире. Она так же, как и та, реальная и героическая, поддерживала и спасала людей, сплачивая их, поднимая дух, и давала столь важную возможность связи с борющейся страной.
Впервые за время существования радиовещания настолько востребованными и во многом спасительными оказались его природные особенности коммуникации – массовость, вездесущность, оперативность, регулярность. Во многом именно благодаря этим качествам Ленинградское радио сыграло свою историческую роль. Но не только. Важным, даже наиважнейшим в блокадных условиях стал человеческий фактор. Личное мужество, патриотизм и обостренное чувство профессиональной ответственности помогали выдерживать напряженный, немыслимый по мирным меркам рабочий ритм.
С первых же дней войны, послав на фронт половину своих сотрудников, коллектив Ленрадио работает на оборону города, на победу.
Уже в июле 1941 года появляются новые журналы – «Радиохроника» и «Юный патриот», а затем регулярные передачи «Письма на фронт и с фронта». Около 20 тысяч писем фронтовиков и тружеников тыла передало Ленрадио к концу 1942 года.
С сентября 1941 года Ленинград стал транслировать ежедневные передачи на Советский Союз. В октябре появилась «Красноармейская газета по радио», дважды в неделю рассказывала она о боевых действиях воинов Ленфронта.
В декабре молодежная газета «Смена» из-за недостатка электроэнергии и бумаги стала выходить трижды в неделю и только на двух полосах. А потом и вовсе было решено выпускать «Смену» по радио с привлечением к работе всех сотрудников газеты. Тогдашний редактор газеты Анатолий Блатин пишет в книге «Вечный огонь Ленинграда»: «Мы договорились с В. А. Ходоренко... активным комсомольским работником, о выпуске “Смены” по радио... Передачи были небольшими – минут пятнадцать, тем не менее мы успевали рассказать о текущих задачах в передовой статье и сообщить информацию о комсомольской жизни».
С весны 1942 года на радио стали выпускать и детский пионерский журнал «Костёр». Он выходил два раза в месяц. Его постоянно вела ответственный секретарь журнала Наталия Владимировна Теребинская, сотрудничавшая еще с Маршаком и Чуковским.
В июле того же года Ленинградское радио начало транслировать передачи для партизан и населения оккупированных районов области.
В октябре 1942 года вышел первый номер «Краснофлотского радиожурнала». 29 октября журналисты «Красноармейской газеты по радио» и «Краснофлотского радиожурнала» организовали радиомитинг, посвященный боевому содружеству армии и флота. Он звучал и в эфире, и по городской трансляционной сети подряд около трех часов. Радиомитинги стали традицией. Они транслировались на город, на страну, обязательно в воинские части, на передовые позиции фронта и корабли Балтики.
Всю эту огромную работу коллектив Ленрадио вел в труднейших условиях, в холоде и голоде, без выходных дней, без перерывов на отдых. Из журналистов и сотрудников была сформирована рота рабочего батальона во главе с заместителем председателя радиокомитета Виктором Антоновичем Ходоренко. Роте был выделен рубеж обороны в Октябрьском районе города. Кроме того, радиокомитет организовал команду ПВО (противовоздушной обороны) во главе с Е. Прудниковой, редактором областного вещания, ставшей затем комиссаром всего объекта радиодома. Таким образом, работники Ленинградского радио были не только фронтовыми журналистами, но и в полном смысле слова фронтовиками, бойцами осажденного города. И работали они по-фронтовому, с максимальной отдачей. Когда, например, из-за болезней и голода в феврале 1942-го из строя вышли все дикторы и чтецы, к микрофону встали артист И. Горин и главный режиссер радиокомитета К. Миронов. Они вели передачи попеременно, с утра до позднего вечера. Читали при свете самодельных свечей. От холода перехватывало дыхание. Но ежедневно звучал радиоголос сражающегося невского исполина.
На снимках из архива Владимира Никитина: – 27 января 1944 г. Салют в честь полного снятия блокады. Фото В. Федосеева
– Набережная Невы у Зимнего дворца. В морозные дни город становится полностью безлюдным. Фото Б. Смирнова
– Демобилизованные воины, прибывшие в Ленинград с первыми эшелонами. Справа – участник трех войн, гвардии рядовой Федор Вадюхин. Фото Н. Хандогина
– Вывоз трупов на Волково кладбище. Фото Б. Кудоярова
– Весна 1942 г. Открытие столовой. Фото В. Федосеева
– Семья Никитиных в своей квартире. Зима 1942 года. Фото А. Никитина
– Толкучка у Кузнечного рынка 1942 год. Фото Д. Трахтенберга
ИХ ОРУЖИЕ – МИКРОФОН
Именно здесь, на Ленинградском блокадном радио, был совершен подлинный прорыв в репортажную стихию. Прямые репортажи по проводам с передовой линии фронта, из окопов, с борта крейсера, ведущего артдуэль с вражеской дальнобойной батареей, с подводной лодки, с зенитной батареи, по радиоэфиру – с борта самолета-разведчика, корректировщика стрельбы, бомбардировщика, – все это стало обычным рядовым и непременным деянием фронтовых репортеров Лазаря Маграчева, Моисея Блюмберга, Матвея Фролова.
Впервые на отечественном радио ленинградские журналисты использовали репортажный автобус с аппаратурой, позволявшей записывать на пленку, затем трофейную репортажную установку с возможностью записи на проволоку. С громоздкой техникой репортеры ухитрялись быть вездесущими. Репортажи записывали на передовой, в атаке, в боевом охранении. Использовалась для звукозаписи и более архаичная аппаратура, записывавшая на восковые пластинки. Именно так сделаны с крыши Дома радио сохранившиеся записи бомбежек и обстрелов. Так сделана и запись победного ленинградского салюта 27 января 1944 года. Предвосхищая сегодняшние «стэндапы», радиожурналисты стремились донести дыхание боев, атмосферу труда в промерзшем цеху, радость возвращения к жизни раненых в госпиталях...
Репортажный дух пронизывал и многочисленные радиопереклички, обеспечивая живой диалог тыла с фронтом, города со страной, с Большой землей. Зародившись в годы пятилеток, этот жанр активизировался в блокадное время, осуществляя связь с далеким тылом, с родными в эвакуации, с отцами и мужьями на фронте.
Радиопереклички превращались в адресные передачи-послания для далекой Сибири, сражающегося Киева, союзнического Лондона.
И МЫ СОХРАНИМ ТЕБЯ, РУССКОЕ СЛОВО
Радио и в блокаду не утратило чистоту ленинградского стиля выступления перед микрофоном. Оно сберегло чтецкие актерские и приумножило дикторские традиции. «И мы сохраним тебя, русская речь, великое русское слово!» – сказала по радио Анна Ахматова, и это было в полной мере воплощено в повседневном вещании Ленинградского радио.
На Ленрадио в блокаду работали десять-двенадцать дикторов, читали тексты и актеры. Все они обладали абсолютной грамотностью, звучными голосами, интеллигентным петербургским выговором, необыкновенно проникновенным стилем. Их работа была крайне ответственной. Даже в эти страшные для всей страны годы за ошибку могли жестко наказать, отстранить от эфира. У ленинградцев были любимые дикторы и не очень. Михаил Меланед, к примеру, великолепно читал тексты, вел все официальные передачи. Его называли «ленинградским Левитаном», ценили профессионалы, а слушатели скорее уважали. А все дело в том, что именно его четким безапелляционным тоном в Ленинграде объявляли воздушную тревогу. Становится понятно, почему слушатели больше любили Давида Беккера, который вполне оптимистично, даже радостно объявлял отбой воздушной тревоги.
Диктор, режиссер, актриса «с тысячью голосов» – детей, зверей, птиц – Мария Григорьевна Петрова. Она говорила ломким голосом голодного и холодного, но несгибаемого и непобежденного блокадного мальчишки. «Мы не могли себе позволить говорить тусклыми, скучными, унылыми голосами, – говорила она. – Нашим единственным оружием оставались голос и слово». Эта маленькая, хрупкая, травестийная женщина была к тому же политруком стратегического объекта – Дома радио.
Ораторский посыл – словно бы над головами слушателей – в речах Всеволода Вишневского. Камерное, интимное грассирование в исполнительской манере «блокадной совести» Ольги Берггольц. Глубинные, грудные интонации, даже во фронтовых сводках, Нины Чернявской. Это все особые мазки звуко-речевой палитры фронтового Ленрадио.
Деловитые и спокойные (а ведь из самого пекла, с передовой) репортажи Лазаря Маграчева, еще более спокойные, даже суховатые Матвея Фролова, но абсолютно взвешенные, с формулировками словно бы для истории. А еще актерски насыщенные и режиссерски закрепленные голоса Владимиров – Лебедева и Ярмогаева. Это они прочли ленинградцам чуть ли не всю классику, заменяя блокадными зимами по вечерам кино и клуб, театр и музей, предугадав экранизацию в телесериалах, заложив основы литературного радиотеатра.
Все блокадные дни проработала диктором Нина Федорова. Она пришла сюда еще в тридцатые и к началу войны стала настоящим профессионалом. «Слушай страна! Говорит Ленинград!» – так она начинала свои передачи. И ее голос звучал во многих городах и поселках великой страны и был как ниточка связи между Большой землей и осажденными невскими берегами.
Сражающийся Ленинград вел передачи и на стан врага, на оккупированную территорию, для народных мстителей – партизан, для жителей освобожденных районов в Партизанском крае. Опыт вещания на немецком, финском, шведском, эстонском языках (комментаторы – австрийские антифашисты Фриц и Эрнст Фуксы, финский поэт Армас Эйкия и др.) еще мало изучен, но говорит о подлинно новаторских приемах регионального иновещания.
ИЗ ДОКУМЕНТОВ И ВОСПОМИНАНИЙ
«В целях строгой экономии бумаги статьи из газет не перепечатывать. Правку материала производить возможно аккуратнее, чтобы не перепечатывать лишний раз. Тексты популярных песен и арий не печатать». (Из приказа по Радиокомитету. 10 декабря 1941 года.)
«Топку всех печей производить один раз в сутки, за исключением дикторской, студий № 2 и № 5, диспетчерской и цеха звукозаписи, где топить два раза в сутки...» (Из приказа по Радиокомитету. 12 ноября 1942 года.)
«Ленрадиокомитет убедительно просит отпустить 10 кг свечей для комитета ввиду отсутствия осветительной энергии и необходимости бесперебойно вести вещание». (Из письма председателя Ленинградского комитета начальнику горторга. 25 января 1942 года.)
«4 февраля 1942 г. заболел дистрофией второй степени редактор вещания на немецком языке В. А. Римский-Корсаков».
«26 февраля 1942 г. заболел редактор политического вещания Левман, дистрофия второй степени. Работу продолжает».
«Рейман – главный редактор вещания на эстонском языке. Состояние здоровья неудовлетворительное, но работу оставить не может, так как некем заменить».
Командир Лужского партизанского отряда Н. Панов: «Немцы изо дня в день печатали в своих газетах, что Ленинград сдан и Балтийский флот уничтожен. Население подавлено известием, у нас в отряде настроение тяжелое. Как быть? Собираем партийную группу отряда, на повестке дня один вопрос – сдан Ленинград или нет? Постановили – не сдан! Да, да, постановили: считать Ленинград несданным. Но сердце болит... И вот идем лесом и натыкаемся на оредежских партизан. Первые слова, конечно: «Не слышали, как Ленинград?» А у них рация... А вот, говорят, попробуем, послушаем... И надо же, такая удача, не прошло и часа – ловим: «Слушай нас, родная страна. Говорит Ленинград... Говорит крейсер „Киров"». Ну, что тут с нами было, мне не рассказать! Жив Ленинград и флот! Значит, правильно партсобрание решило. Мы тотчас же наших агитаторов в села – рассказывать, что не сдан Ленинград и не сдается. Это нам очень помогало».
Лев Мархасев, ветеран радио, о своих коллегах: «Им всем было присуще чувство особой миссии – благородной, бескорыстной и ответственной, чувство, что их слово в эфире, даже если это «обычный» репортаж с передовой или с уборки улиц весной, так же важно, как сводки Совинформбюро. При этом они не задумывались, что со временем их повседневная работа обретет исторический смысл. И то, что делалось „на лету", „в последний час", будет потом изучаться и пересказываться во множестве статей и книг».
П. А. Палладии, начальник Радиовещания узла Дома радио: «Работники Радиокомитета получали продовольствие по карточкам служащих, то есть практически ничего, кроме хлеба. Держались на дрожжевом супе и других заменителях... Люди двигались как тени, и все-таки передачи делались каждый день. В ледяных, с инеем на стенах студиях читали дикторы, играли актеры и музыканты.
Корреспонденты „Последних известий", несмотря на голодную слабость, через весь город пешком отправлялись на заводы и фабрики, собирали информацию и, изможденные, возвращались к вечеру в Дом радио».
Декабрь 1941 года:
Рушились здания, обрывалась радиопроводка, воздушная взрывная волна нередко спутывала провода. И все же обрывы устранялись, аварийные бригады шли в зону обстрела, порой сутками не уходя с поста. Случалось, бомбы и снаряды вновь разрушали радиомагистраль, и снова радисты уходили на свою вахту... всегда помня о священном долге: радио не должно молчать...
Для перевозки оборудования не всегда удавалось получить автомашину, и нередко техники группы трансляции... через весь город тащили на себе тяжелые санки с оборудованием.
Весна 1944 года:
Трансляционную группу пополнили трое ребят, совсем еще мальчишек, настоящих ленинградцев-блокадников, переживших все трудности, тушивших зажигалки и знавших почем фунт лиха. Им было лет по 15–16. Леша Бардин, Валя Пузыня и Витя Игнатьев работали хорошо – тянули линии, носили аппаратуру, устанавливали микрофоны... Работали мальчишки со старанием, никогда не отказывались от любого задания.
Любовь Самойловна Спектор, звукооператор радио: «Радиокомитет жил как все. Мы почти все были на казарменном положении. Мы были в командах МПВО. Нам приходилось и тушить зажигалки, и кормиться так, как все кормились. Мы много потеряли людей, к сожалению, не могли спасти их, у нас было холодно, голодно, но мы работали, и работали хорошо... Радио было для людей. Мы делали репортажи не только в частях фронта или на аэродромах... мы летали и к партизанам, мы и в городе делали записи на заводах, в госпиталях. Когда мы приходили куда-нибудь, нам говорили: «Радио – это наш второй хлеб! Мы без радио не можем жить!»
Тамара Петровна Первова, тонмейстер: «Вообще, радио было родником жизни. И это не просто высокие слова – действительно, голос радио не только пробуждал веру в победу, мужество, стойкость. Но, говоря по-простому, по-обывательски, помогало забыть непрестанное чувство голода».
Антонина Булгакова, стенографистка: «Утром 9 мая 1945 года из радиоприемника в кабинете председателя Радиокомитета зазвучали позывные колокольчики Москвы. „Важное сообщение!" – воскликнул Виктор Антонович Ходоренко и помчался вниз в диспетчерскую, на ходу бросив мне: ...беги к шоринофону. Я заняла место у тубта, мощной усилительной стойки, и сразу же из Москвы раздался голос Левитана: „Говорит Москва! Передаем сообщение о подписании Акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил..." Я застенографировала это сообщение...
Через несколько минут... наш ленинградский диктор тут же с чувством большого подъема начал читать это сообщение в ленинградский эфир...»