Воспоминания Павла Маркина
27.08.2011
Выдержка длиной в век
Георгий Иванович Луговой прожил длинную, очень длинную жизнь: больше ста лет. Двадцать из них он проработал еще до войны в предвестниках ИТАР-ТАСС – «Пресс-клише-фото» и «Унион-фото». Еще столько же Луговой отдал родной газете «Смена». Он сумел пережить всех, кто с ним работал в те годы.
Первый раз фотоаппарат в руки Луговой взял в 1910 году, когда отец подарил ему жилетно-карманный «Кодак» 4,5 х 6. Он запросто помещался в заднем кармане брюк. С ним Георгий Иванович никогда не расставался: и когда работал дезинфектором сразу после революции, и во время учебы в кинофототехникуме, и в Саратове, куда его распределили кинооператором. Поработав там, вернулся в Ленинград, стал фоторепортером. К тому времени «Кодак» совсем обветшал. Пришлось купить «Фотокор-1». Сделать это было непросто: первоначально приобреталось за 180 рублей в сберкассе фотообязательство, и только месяца через три ГОМЗ выдавал новенькую камеру, уже как бы бесплатно.
В 1942 году, когда Георгий Иванович ушел на фронт, он был уже непризывного возраста и добровольцем стал по «великому блату». Именно так один из друзей спас Лугового от неминуемой голодной смерти. Во время войны Георгий Иванович был фотокорреспондентом в дивизионной газете «За Родину!».
В семейном архиве патриарха петербургской журналистики была чудом сохранившаяся необычная стенная газета, скорее даже альбом гигантских размеров из нескольких листов картона. Такой фолиант был удобен в окопных условиях для передачи из рук в руки.
Под шапкой «Смерть немецким оккупантам!» крупно голубой краской начертано: «85-я стрелковая дивизия», а рядом – портрет старшего сержанта Петрова, который «в боях за Старо-Паново лично уничтожил пять немцев». Все снимки в этом раритетном издании редакции дивизионной газеты «За Родину!» сделаны фронтовым фотографом Георгием Луговым.
Но снимков военной поры в архиве фотомастера было до обидного мало. Главная причина в том, что каждый негатив, каждый отпечаток в то суровое время был на строгом учете у особистов. Отпечатал фотографии – распишись в специальном журнале и сдай, опять же под личную роспись, использованный негатив и всевозможные дубликаты, а также опубликованный снимок.
Категорически запрещалось снимать военную технику и любые боевые действия. Главным газетным жанром в ту пору был портрет воина на фоне развернутого Красного Знамени. Но больше всего приходилось Георгию Ивановичу фотографировать бойцов для партийных и комсомольских билетов.
Это еще ничего, если летом. А зимой, в землянке, когда растворы льдом покрывались. А тут еще политработник дышит в упор в затылок и твердит: «Быстрее! Быстрее же, твою мать…»
Так что если и удавалось сфотографировать жанровую сценку на сэкономленном немыслимыми путями негативе, то рисковал Луговой собственной головой. Особенно часто вспоминал он эпизод, свидетелем которого стал на Псковщине в 1943 году:
– Освободили деревеньку. И ни одного жителя не нашли. Добрались до колхозного амбара. (В этой части рассказа у фронтовика всегда наворачивались слезы). Гора трупов – фашисты согнали всех деревенских в ветхий сарай и расстреляли. Начали солдаты выносить трупы. В самом низу нашли чуть живую девчушку. Мать ее в последний момент прикрыла собственной грудью. Сфотографировал я ее. Голубоглазая такая, белокурая. Такой и осталась безымянная девочка в памяти.
А негатив заветный исчез при загадочных обстоятельствах. Только на секундочку отлучился от своей палатки при демобилизации, вернулся – нет вещевого мешка, а вместе с ним и припрятанных от вездесущего начальства негативов. Темная история…
Георгий Иванович любил перебирать старые фотографии. Их у него были тысячи. И самое поразительное, что о любом событии или факте он мог говорить часами, да припоминал мельчайшие подробности: где снимал, чем и даже какую диафрагму и выдержку использовал. Память у него была феноменальная!
Как вышел на пенсию, стал писать мемуары. Получилось восемь томов. Тексты особенно примечательны бытовыми подробностями. Порой они экзотичны, а то и анекдотичны. Чего, например, стоят рассказы о работе дезинфектором в петроградских ночлежках и тюрьмах. Или история выпускника фотокинотехникума, который с берегов Невы отправился в Приволжский край, где проработал в Саратове несколько лет, пока не кончилась бронь на жилье в Ленинграде.
…Он фотографировал парад Красной Армии 23 февраля 1919 года на Дворцовой площади. Среди жемчужин его негатеки – портреты Климента Ворошилова, Сергея Кирова, Никиты Хрущева, Юрия Гагарина, Раджа Капура, Имы Сумак, Ива Монтана, Александра Маресьева, Алексея Стаханова…
В те годы снимать на камеру было архисложно – обязательный штатив, наводка по матовому стеклу под черной накидкой, никаких высокочувствительных пластинок. А фотографировать зачастую приходилось в полумраке – наши вожди не любили «ярких» заседаний. Ни Климент Ефремович, ни Сергей Миронович не станут ждать, пока ты наведешь резкость и выдержку в несколько секунд определишь. Махнут рукой – и вперед. А попробуй их догнать – все двери и обходные пути охраной с утра перекрыты, и при каждом резком движении стреляют без предупреждения. В лучшем случае – лишат права на работу в прессе, что по тем временам было равносильно самоубийству.
Это только Виктору Булле поблажки делались. У него для магния огромный металлический совок был. Запальный жгут из ваты чуть ли не с метр. Объектив камеры 18 х 24 диафрагмировал до предела, а посему магния насыпал целую гору. Этого момента только и ждали коллеги. Настраивали камеры, а тут и следовала вспышка «до небес». Гром, облако дыма, – иногда даже пожарные прибегали и всю фотографическую братию выдворяли с очередного партийного заседания.
Но на том сложности не заканчивались. Проявишь пластинку, напечатаешь кадр, а цензура забракует – не то выражение лица у кого-то из партийных лидеров. О цензуре разговор особый. В городе были целые районы, улицы, где вообще фотографировать запрещалось без предварительного разрешения. Это правительственная трасса, это «почтовый ящик», это еще что-нибудь.
Или, к примеру, съемки у Смольного. Частенько приходилось фотографировать различные правительственные делегации на фоне памятника Ильичу. Разрешение на такой кадр необходимо было получить в «органах» как минимум за неделю…
Почти все свои негативы Георгий Иванович сдал в архивы, за исключением семейной хроники. В коммунальной квартире, в которой он прожил практически всю свою жизнь, старыми пленками и фотографиями были забиты несколько шкафов. С большой теплотой вспоминал Луговой шикарную квартиру родителей на углу Невского и Восстания. В том же доме, на первом этаже, у купца Ивана Лугового в начале века были центральная контора целой сети мануфактурных магазинов. И когда Георгия Ивановича спрашивали, в чем секрет его долголетия, он всегда вспоминал свое счастливое детство и замечательных родителей, которые тоже могли бы прожить очень долго, если бы НКВД не укоротило им жизнь.