Мирдза Титова: «Снова война. Люди не учатся на ошибках»
Владимир Житаренко, Султан Нуриев, Йохан Пист, Валентин Янус, Руслан Цебиев, Малкан Сулейманова, Фархад Керимов, Шамхан Кагиров, Евгений Молчанов… В 1995 году в Чечне погибло много российских и зарубежных журналистов.
Без вести пропали трое: корреспонденты петербургской газеты «Невское время» Максим Шабалин и Феликс Титов, а затем и отправившийся на их поиски Сергей Иванов.
«Это моя последняя командировка», – пообещал родителям Феликс Титов перед той злополучной поездкой. Из Чечни журналисты не вернулись. Девять редакционных поисковых групп не дали однозначных ответов. Официальных поисков по большому счету не велось. С тех пор прошло почти двадцать лет.
Мама Феликса Титова, Мирдза Павловна, несмотря на всю тяжесть воспоминаний, согласилась рассказать о первых шагах сына в профессии и о том, как неравнодушный театральный фотограф оказался на войне.
Начало
Отлично помню тот день, когда Феликс взял в руки фотоаппарат. Это было в первом классе. В школу он пошел в Калининграде, куда мы переехали из Риги. Однажды отец вернулся из командировки и привез Феликсу на день рождения компактную «Смену», которая тогда только появилась в продаже (у отца был массивный «Киев»). А еще из той поездки отец привез множество фотопленок с видами городов, где был. Начал проявлять и печатать, мы сделали целый альбом. Феликс вдохновился, но вскоре увлечение было заброшено (в то время к съемке обязательно прилагались процессы проявки и печати), – самостоятельно осваивать весь сложный процесс не хватило терпения.
Потом были переезды в Росток и Воронеж, где в выпускных классах Феликс уже работал в фотолаборатории одного воронежского НИИ, помогал фотографировать документы, схемы. В Воронеже в 9-10 классах вместе с отцом ходил на матчи местной футбольной команды «Факел», тогда он снимал на широкий угол, взятый у приятеля. Наверное, именно здесь начался его опыт репортажной съемки.
Сразу после школы, мы как раз переехали из Воронежа в Ленинград, он устроился работать в фотолабораторию завода «Ленинец» Тут уже серьезно пришлось учиться всему фотопроцессу. А интерес к фотографии как к искусству у него проснулся, когда стало что-то получаться. Феликс в качестве хобби занимался пересъемкой журналов, потом вышел на улицы снимать людей, показывая мне наиболее удачные работы. Пришла мысль купить ему профессиональную камеру, её тогда было достаточно сложно найти. Но я так обрадовалась – наконец-то у сына пробудилась тяга к фотографии! В Риге в 1979-м нашли и купили «Олимпус».
А потом он учился в «Военмехе». Это были конец восьмидесятых – начало девяностых: уличные митинги, баррикады… Он присутствовал на всех митингах, много снимал. Однажды попал в милицейскую облаву во время митинга и был задержан. Это послужило причиной отчисления из «Военмеха». Его сразу же попросили уйти из института, несмотря на то, что оставалось доучиться всего курс. Не дали.
Нужно было искать работу.
Я очень хотела, чтобы сын занимался фотографией профессионально. Я тогда работала в управлении культуры, и у меня появилась возможность показать его работы в Театре Комиссаржевской. Так Феликса пригласили работать фотографом. Он с интересом взялся за работу, отснял новую портретную галерею артистов, его снимки стали использовать в сценографии.
Тандем
Снимая уличные акции и митинги, Феликс потихоньку влился в журналистское сообщество, познакомился со многими коллегами. Первые свои работы выставил на уличной объединённой фотовыставке на Исаакиевской площади напротив «Астории». Потом окончил фотофакультет при Доме журналиста. И стало понятно – фотографией он занялся всерьез. Чувствовалось, что он по-настоящему увлечен, интерес у него – профессиональный.
В то время в нашем городе стали появляться первые частные газеты, постепенно в профессиональном кругу появился спрос на его фотографии. Потом был федеральный «Мегаполис-экспресс». Когда там опубликовали его снимки, помню, он был очень горд. Потом была газета «Перекресток». Потом он познакомился с корреспондентами «Невского времени», им понравились фотографии, его пригласили на договор. Так параллельно с театром он стал постоянно снимать для газеты, в основном в горячих точках, которые полыхали тогда по всей стране. Директор театра шел навстречу, позволял отлучаться. Да и длительных командировок не было – максимум дня три. Для ежедневного «Невского времени» были важны оперативность и актуальность материала, тем более – с театров военных действий. Работать, да и жить, приходилось все интенсивнее.
По горячим точкам Феликс ездил со многими пишущими журналистами: сначала с Андреем Вермишевым, потом с Андреем Тумановым, потом – с Максимом Шабалиным, заведующим отделом политики «Невского времени». Феликс был старше Максима, его опыт горячих точек начался с Карабаха, еще до «Невского времени», поэтому стратегически он мог быстро определить и подсказать: куда ехать, с кем договариваться, что делать. Так сложился тандем: Феликс Титов – Максим Шабалин. Они объездили бок о бок все горячие точки того времени, профессионально дополняя друг друга. И, конечно, те тяжелые нечеловеческие обстоятельства, в которые они попадали, сплотили их.
Феликс всегда был человеком, преданным делу и верным в товарищеских отношениях. Если он обещал Максиму, что поможет, то, к великому моему сожалению, ему было не важно, что скажет мать. Главным было – выполнить обещание и работу, которую ждали в редакции. Он старался как можно меньше рассказывать мне о войне, но я видела, что в какой-то момент он вдруг сосредотачивается и начинает тихо собирать аппаратуру, одежду, медикаменты… Я понимала: приближается очередной выезд.
И насколько же быстро всё делалось! Иногда даже не было времени, чтобы оформить командировку: надо спешить – скоро улетает борт.
Конечно, остановить его было невозможно. Я не могла. Я как-то сказала ему: «Феликс, я тебя не пущу, лягу здесь и не пущу». Не помогали даже мои слезы. Оставалось только молиться… Было много командировок, но мало таких, когда задача, которую они себе поставили, не была выполнена. Когда их не пропустили в зону боестолкновений…
Как сейчас помню: он вернулся под Новый год, и в течение всего января обрабатывал добытый на войне материал. При этом нужно было кровь из носу выполнить работу, которую ждали в театре. В феврале пришло сообщение, что Джохар Дудаев собирается сдаваться… Тогда всему журналистскому сообществу казалось, что это невозможно пропустить. «Мы должны быть там», – сказал Феликс. Отец просил остановиться, говорил: «Феликс, тебе достаточно всех этих кадров, вернись в нормальную жизнь!» Помню его ответ: «Папа, обещаю, больше не буду». Друживший с Феликсом Юрий Шевчук вспоминает, что Феликс говорил ему накануне этой поездки: «Съезжу в последний раз». 25 февраля 1995 года они уезжают… А возвращения так и не случилось...
Тяжелые кадры правды
Не помню, чтобы сын когда-нибудь перед кем-либо хвастался своей работой в горячих точках. Было очевидно – он не понаслышке знает, что происходит там с людьми. Здесь не могло быть пафоса. Сначала, когда возвращался оттуда, не мог спать, ему было очень плохо. Я, как могла, старалась поддержать. Потом он втянулся в военные будни, стал опытнее, но первые съемки, повторюсь, были очень тяжелыми. Главной целью поездок были фотографии людей на войне, он обязательно должен был показать те грани человека, которые его потрясли и задели. Феликс сильно переживал, понимая насколько все серьезно. А еще он именно тогда понял, настолько бесполезна война. Ему хотелось сделать хоть что-то, чтобы прекратить это безумство. Вместе с Максимом они каждый раз ехали на передовую, будучи твердо уверенными в том, что только правдивый показ войны, людских страданий, множества ошибок, допущенных воюющими, приблизит всех в мире к этому пониманию…
Главным для ребят на войне было показать реальность. Постановки в кадре Феликсу хватало и в театре. За исключением, пожалуй, одной безумной идеи – повторить кадр Роберта Капы, который снял трассирующие пули, летящие в него… Когда Феликс был в Карабахе, он видел эти пули и теперь ему хотелось поймать страшный полет. Разумеется, он ставил задачу совершенствовать и технически, и художественно свою фотографию, но так, чтобы при этом не упустить самого главного. А главное на войне – люди, их чувства, то, как они выживают. Конечно, на снимках Феликса много техники, но разве можно показать войну без людей, можно ли не заметить страданий и боли?.. Меня часто спрашивают, могла ли у Феликса военная тема быть любимой? Нет. Просто он знал, что это необходимо людям как факт.
Думаю, Феликс всегда был уверен: он еще не сделал своего самого главного кадра. Помню, как-то снимал в женской тюрьме и после признался мне: «Мама, я пропустил один кадр, чего не могу себе простить. Во время службы в тюремной часовне заключенная прикуривала от свечки…» Пропущенный кадр – это страшно для фотографа.
Пройти мимо чьей-то беды, не помочь – страшно для человека. Когда Феликс узнал, что городские власти хотят выселить из сквота на Пушкинской, 10 художников и музыкантов, – решил показать городу и миру, какой творческий потенциал будет потерян. На тот момент там базировались студии «ДДТ», «Аквариума», «Колибри», «Текиладжаззз», «Двух самолетов», работали Владимир Шагин, Рихард Васми, Тимур Новиков, Кирилл Миллер, была площадка театра «ДаНет» и множества других театров. Полгода ушло на «портретирование» каждого обитателя неформального арт-центра. Потом была большая выставка этих портретов. Потом город отказался от своих планов. Феликс именно тогда подружился с Шевчуком и с Гребенщиковым.
Объем фоторабот Феликса – очень большой и разноплановый. Это и снимки начинающего фотографа, и серьезные работы сложившегося репортера… Огромный архив, и, конечно, жалко, что он уже не так востребован сегодня. Порой мне кажется, что пока я жива, эти кадры есть. А что случится со мной?.. Помню, пришли мы с Феликсом в Театр Комиссаржевской, когда не стало его прежнего театрального фотографа… Кучкой лежат фотографии – они вроде бы никому и не нужны. А это такое богатство! Боюсь и одновременно надеюсь, что кадры Феликса пригодятся людям. Ведь время меняется… и не меняется: сейчас снова идет война. Людей опять вынесло в эту бездну. Люди не учатся на ошибках.
Поиски, поиски, поиски…
В общей сложности за два года (1995-1996) было девять поисковых групп. Одни возвращались с одними сведениями, другие – с другими. Одни ребят хоронили, другие – давали нам надежду. Ведь никто до сих пор так и не нашел их могил. Нас с мужем не пустили в Чечню из-за того, что мы были в преклонном возрасте, у редакции «Невского времени», где снаряжались поиски, возникли сомнения, сможем ли мы всё это выдержать. Но в поисках принимали участие мама Максима Шабалина – Вера Михайловна и его отец Георгий Георгиевич. В поисковых группах был даже экстрасенс. Чеченцы говорили, что знают, где похоронены ребята, что за деньги покажут могилу... Но как доходило до дела – каждый раз исчезали. Давний знакомый Феликса, видеооператор Сергей Иванов тоже вызвался помочь, он имел опыт военных командировок, полагал, что поедет в штаб Дудаева и непременно сам разыщет Феликса. В итоге он тоже пропал без вести.
Помимо поисков, которые организовывали журналисты, была поддержка города и я очень благодарна за это и за собранные на поиски деньги. Однако все было безуспешно. Я лично обращалась во многие организации, казалось, использовала все знакомства, все связи, всех, кто мог вывести нас на тех, кто хоть что-нибудь мог знать. В 2010 году знакомые сказали, что, будучи в Чечне, они обращались к Рамзану Кадырову. И как мне объяснили, он пообещал, что власти продолжат поиски, но заявку на поиски без нас принять отказались: мы должны передать заявку сами. И только тогда поиски будут продолжены. Причем приехать туда я должна сама. Я не могу уже это сделать. Поэтому до сих пор вопрос остается открытым.
С одной стороны, мне говорили, что Кадыров дал обещание: все пропавшие без вести будут найдены, будет прояснена судьба каждого пропавшего, властям известны все места, где много полегло российских и чеченских ребят, все тела будут найдены и перезахоронены... С другой стороны, мы до сих пор никакой информации не получили. Написали бесконечное количество писем, но каждый раз получали крайне уклончивые ответы… Отец Максима Шабалина обращался в прокуратуру, прокурор что-то зафиксировал, оказалось, нужны какие-то ссылки на конкретные факты… Что это за конкретные факты – нам узнать не удалось. Что бы мы ни делали, официального ответа по поводу продолжения поисковых мероприятий так и не получили.
Если бы у меня была возможность напрямую обратиться к Рамзану Кадырову как к главе Чеченской республики, я бы ему сказала такие слова:
«У меня к вам огромная материнская просьба. Я каждый миг, каждый момент жду эту весточку. Ну хоть какую-нибудь весточку о своем сыне… Ведь я имею право знать, где мой сын. Представьте, что мне даже негде преклонить колено, негде поговорить с ним. Конечно, хочется верить в чудо, хочется, чтобы он вернулся из той командировки живым... Я не надеюсь на чудо, прошло почти двадцать лет. Но я надеюсь на человеческое отношение, на силу материнской мольбы. Я обращаюсь к вам с просьбой о помощи и надеждой на то, что именно вы можете решить этот вопрос, даже если этим не очень приятно заниматься правительственным структурам».
Кубок Надежды
Я благодарна всем людям, всем коллегам-журналистам Феликса и Максима, не забывшим ребят, и знаю, что они их не забудут до конца жизни. Благодарна за Кубок Надежды – баскетбольный турнир памяти всех журналистов. Ведь память – это не прошлое, живая память – часть настоящего. Без этого мы перестаем быть людьми, частью общества.
Хочу также сказать по поводу журналисткой аллеи в Приморском районе, которую хотели уничтожить: здесь у меня двоякое чувство. С одной стороны, издаются книги памяти, закладываются аллеи... Но кажется, будто с годами никто уже не вспомнит погибших, а молодежь вообще не знает, кто это был. И получается: да, это был корреспондент, мы это зафиксировали – и всё, выполнили, так сказать, свой долг. А надо, как мне кажется, больше рассказывать об этих людях, об их жизни, их работах, чтобы был толк в этой памяти. И надо это не им, а тем, кто живет – чтобы новые поколения помнили имена людей, которые не жалели ни сил, ни энергии ради того, чтобы человечество проявило наконец-то разум и навсегда прекратило войны.
Горячие точки
Мир политики и мир культуры
Фотографии Феликса Титова любезно предоставила Мирдза Павловна Титова
для публикации на сайте SPbSJ.ru
К снимкам Феликса Титова
Владимир Никитин,
петербургский историк фотографии:
– Девяностые. Для многих это уже просто название, данное одному из периодов времени из недавнего прошлого. Для тех, кто жил тогда и прочувствовал то непростое время, – тревожная и одновременно радостная пора перемен и надежд, которые быстро рассыпались, оставив горький привкус несбывшихся мечтаний.
На снимках Феликса Титова удивительно чувствуется напряженный пульс тех дней. Он во всем: и в лицах людей, чьи имена оказались знаками того времени, и в отдельных запечатленных событиях девяносто первого года, когда народ впервые за долгие годы безмолвия в едином порыве вышел защищать мечту, которая оказалась обманкой.
Особую ценность представляют, конечно же, снимки первой чеченской. Войны, которая во многом изменила менталитет людей, проживающих на пространстве бывшего СССР, и которая и по сей день дает о себе знать в событиях наших дней.
Вглядитесь в лица людей, которые смотрят в объектив неравнодушного фотографа Феликса Титова, чья судьба – подтверждение трагичности эпохи: чеченский мальчик, питерские омоновцы, косящий взгляд Собчака и дама в шелковистом тюрбане. Это знаки времени. Символами эпохи стали и бесконечная вереница танков, ползущих по серпантину горной дороги, и рыдающая женщина с тремя буханками хлеба на фоне БТРа, и забинтованные руки солдата, обнимающие грубо сколоченный гроб фронтового товарища.
Эти и другие снимки нашего пропавшего без вести коллеги навсегда останутся напоминанием о днях, которые мы никогда не забудем.