Воспоминания Владимира Никитина (1944 – 2015)
24.07.2011
Валентин Брязгин – фотограф большого города и маленькой деревни
В профессии фотожурналиста есть много положительных моментов, но много и негативных. Плоды его деятельности остаются в снимках, лишь часть из которых публикуется и становится достоянием общественности при жизни автора.
Если повезет, лучшие из снимков войдут в исторический обиход и, возможно, надолго оставят имя фотографа в памяти людей. Но чаще всего снимки продолжают свою собственную жизнь уже в отрыве от фамилии автора, и люди, глядя на запечатленные кем-то фрагменты действительности, редко задумываются о судьбе тех, кто сделал эти снимки. Тогда об их авторах остается простая человеческая память.
Вся журналистская деятельность замечательного питерского фотографа Валентина Николаевича Брязгина была связана с редакцией газеты «Ленинградская правда», куда Валентин пришел в конце шестидесятых и где проработал почти двадцать лет. Его путь в фотожурналистику был типичен для тех лет. Рабочий Кировского завода, он открыл для себя фотографию, и она захватила его сразу и навсегда. Увлечение светописью привело его в фотоклуб – стартовую площадку большинства питерских фотомастеров. Поначалу это был фотоклуб ДК имени Горького, потом – Выборгский, пожалуй, самый знаменитый фотоклуб страны в шестидесятые годы.
Это было не просто место общения, но и отличная школа. Здесь не было учителей и учеников в общепринятом смысле, а шло постоянное общение с фотографами более опытными и новичками, здесь были встречи и творческие отчеты, а главное, многочисленные фотовыставки. Не только клубные, но и всесоюзные, в том числе и самые крупные вернисажи тех лет – вроде знаменитой всесоюзной выставки «Наша современность». Участие в них означало безусловное подтверждение высокого уровня мастерства.
В эти годы фамилия Брязгин неразрывно связана с другой, не менее популярной в фотографическом мире шестидесятых фамилией, – Стукалов. Творческий тандем Валентина Брязгина и Бориса Стукалова был естественен и закономерен – оба с Кировского завода, оба практически одногодки и страстные фотолюбители. Они постепенно становились профессионалами, и это был не просто процесс смены места работы, но осознанный выбор нового пути в окружающем мире, постоянное неизбывное желание передать светописью свое видение этого мира.
Именно им принадлежит идея и воплощение в жизнь целой серии фотоальбомов – своеобразного фотографического «самиздата». Толчком к этому стали детские книжки-раскладушки, имевшиеся в изобилии в популярном тогда магазине «Мир» на углу Невского и улицы Герцена, продававшем печатную продукцию из соцстран. Именно в такие книжки и стали вклеивать они свои фотографии, привезенные из поездок. Так родилась целая серия альбомов-фоторассказов.
«Русь уходящая» – одна из первых книжек этого цикла. Уже в ней отчетливо видно стремление не просто в образной форме передать впечатление от увиденного, но рассказать свою историю, дать свою оценку. И если в первых работах эстетическое осмысление действительности явно преобладает – молодых авторов буквально захлестывает желание увидеть прекрасное в повседневности разрушающейся русской деревни, в незатейливых пейзажах, туманах, покосившихся изгородях и прочих атрибутах деревенских красот, – то постепенно их циклы, может быть, и неосознанно, обретают черты социальной значимости.
Так, например, случилось с серией, посвященной писателю Виктору Некрасову. По форме это вроде бы непритязательная прогулка по Киеву с именитым и постепенно становящимся опальным автором. Киев его глазами, его любимые маршруты в этом городе, и одновременно сам Некрасов – как часть этого города. Пожалуй, это лучшие портреты автора Сталинградской эпопеи, которые мне довелось видеть.
Именно Брязгин – единственный из профессионалов – снял похороны Анны Ахматовой. Эти снимки также легли в основу самодельной книжки. Естественно, тогда они не могли увидеть свет.
В конце шестидесятых творческое содружество талантливых и до конца не оцененных авторов распадается, хотя их дружба продолжится до самой смерти Валентина. Активная работа в прессе, куда уходит Брязгин, и деятельность театрального фотографа – Стукалов становится фотографом БДТ – отнимают много времени, оставляя все меньше свободных минут для совместных съемок. Тем не менее им удается реализовать один важный, и, я бы сказал, в какой-то мере уникальный для того времени проект – съемку и ВЫПУСК (!!!) в «Лениздате» собственного настоящего фотоальбома «Ленинградские мелодии».
Это были лирические зарисовки о городе, выполненные в стилистике шестидесятых, когда рисунок небольшого «телевика» позволял авторам как бы отстраняться от привычных объектов и показывать становящиеся по-новому красивыми пойманные непривычной оптикой ритмические картинки городских пейзажей.
Этот небольшой альбом давно стал библиографической редкостью, и сегодня разве что люди моего поколения помнят о его существовании. Тем не менее тогда он вдохновил многих фотографов на создание собственных авторских альбомов, большинству из которых, увы, не суждено было увидеть свет.
В эпоху строгого нормирования выпускаемой печатной продукции в Ленинграде практически не было авторских фотоальбомов. Выход первого же мог стать толчком к появлению нового для нас типа издания. Но этого, к сожалению, не произошло. Появившиеся несколько позднее альбомы «Вместе с солнцем» Фабрицкого и Шмелева и «Десять новелл о Ленинграде» Юрия Роста – всего лишь редкие исключения из досадного правила, бытовавшего в политике ленинградских издательств тех лет: к фотографу относились не как к полноценному автору, а в лучшем случае как к иллюстратору некоей «спущенной сверху» или вымученной на редакционных заседаниях идеи. Как правило, подобные издания приурочивались к какой-нибудь знаменательной дате и были насквозь пронизаны пропагандистским духом.
Работа в ежедневной газете в ту пору имела две составляющие: собственная «вольная охота» и редакционные задания. Причем эта самая охота, по сути, практически ничем не отличалась от редакционных заданий: просто ты сам выбирал завод, фабрику, институт или некое культурно-просветительское учреждение, откуда должен был принести снимок или фоторепортаж в номер или в редакционный портфель. Эту каждодневную рутинную работу Валентин делал быстро и с выдумкой. Хорошо знавший заводскую жизнь – сказывались годы работы на Кировском заводе – он легко и просто находил общий язык и с работягами, и с начальниками. Съемка занудных «производственных» портретов у него превращалась в творческий акт, результатом которого часто оказывался хороший психологический портрет или формальная композиция, становящаяся интересным графическим «пятном», организующим газетную полосу. Поэтому довольно часто со страниц «Ленинградской правды» на читателя смотрели умные лица, независимо от того, какую должность или социальную ступеньку в тогдашней иерархии занимал очередной брязгинский герой и какую он имел профессию. Брязгин умел и любил снимать людей. Лучшие его портретные снимки – это своеобразный диалог, на который вызывал портретируемого фотограф и к которому он подключал зрителя.
Техническое оснащение фотографов в те годы было, мягко говоря, более чем скромным – снимали старенькими «Зенитами» с примитивным набором оптики. Импортная техника появилась в питерских редакциях (исключение составляли ТАСС и АПН) лишь в середине семидесятых. Я одним из первых получил тогда новенький «Rollei SL-35» с набором оптики, посмотреть на который приходили чуть ли не со всего города.
Валентин снимал старенькой «Практикой», которую он в качестве гонорара получил во время поездки в ГДР еще в конце шестидесятых. Эта поездка была единственной загранкомандировкой Валентина, о которой он всегда с удовольствием вспоминал. Выставка, привезенная им, демонстрировалась в Берлине и имела успех – немецкий журнал Fotografie посвятил ей большую статью, которая называлась «Фотограф большого города».
Почти десять лет он проработал этой камерой с одним-единственным объективом. Правда, ремонтировал и восстанавливал ее неоднократно – отменные мастера в Питере не переводились. Надо сказать, что он понимал толк в технике, но никогда не идеализировал ее. «Снимать можно и ведром, – говорил Валентин. – Важно, в чьих руках это ведро находится». Уже в восьмидесятые он так же хорошо снимал и редакционным «Никоном». Но самое удивительное, что когда у него «Никон» украли, и он не хотел, чтобы об этом узнали в редакции, а денег на приличную камеру, как всегда, не было, он купил обыкновенную «Смену» и стал снимать ею. Больше года он появлялся на съемках с этой допотопной камерой, неизменно приводя в редакцию «качественную фотопродукцию», как любил выражаться наш шеф – незабвенный Юлий Абрамович Гальперин.
Работа в ежедневной газете – нелегкое и утомительное дело. Она только поначалу приносит удовлетворение от оперативных публикаций, но с годами все трудней и трудней ежедневно делать одно и то же. Особенно если ты в душе остаешься художником. Валя все больше тяготился обязанностью ежедневно приносить в газету дежурные снимки, но уйти долго не решался – нужно было кормить семью: жена Зоя постоянно болела и нигде не работала, подрастала дочка.
Отдых находился в... работе. У Валентина были золотые руки, он с удовольствием реставрировал найденную на помойке старинную мебель, восстанавливал старые часы, разводил рыбок. Аквариум, который он самостоятельно соорудил, был его гордостью – он занимал в его небольшой квартирке всю стену и вмещал чуть ли не полтонны воды. Но главным отвлечением от повседневных рутинных дел была все-таки интересная работа. Валя охотно сотрудничал со многими ленинградскими издательствами – выпускал открытки, иллюстрировал книги, снимал для фотоальбомов. Выпущенный им альбом «Павловский парк» и сегодня смотрится с большим интересом. Но он всегда стремился сделать СВОЮ книгу, СВОЙ альбом. К сожалению, это ему так и не удалось. Но попыток было несколько.
Одна из них в какой-то мере была воплощена. Один из отпусков в середине семидесятых он провел в Прибалтике. Оттуда вернулся не просто отдохнувшим, но каким-то помолодевшим, и на пару недель заперся в своей фотолаборатории. А потом показывал мне снимки. Это был не просто фотоочерк или серия – это была фотоновелла о девочке, впервые увидевшей море. И хотя Валя снимал свою дочку, ему удалось подняться до философского осмысления темы и рассказать о человеке и природе, о взаимоотношениях людей – больших и маленьких, об их проблемах.
Издать такой альбом было невозможно, но Валентину очень хотелось опубликовать эти снимки, и он показал их Михаилу Дудину – в ту пору одному из самых влиятельных людей в писательском мире Ленинграда, с которым он был дружен.
Дудину очень понравились снимки, и он буквально за неделю написал лирический текст. Так увидела свет небольшая книжечка «Девочка и море». И хотя на обложке значилась фамилия Дудина, а авторство Валентина было утрачено (в выходных данных было указано лишь: «фотографии В. Брязгина»), все-таки это была радость, и он с удовольствием дарил ее своим друзьям.
Где-то в начале восьмидесятых Валентин впервые за много лет уезжает в отпуск в свою родную деревню в Архангельской области. Старый родительский дом, престарелые соседи, помнящие его еще мальчишкой, неброские, но удивительно созвучные его сердцу пейзажи окрестностей буквально захватили его, вошли в душу. Теперь он жил лишь одним – заработать немного денег и уехать к себе на Север, а там – будь что будет...
Но уехать удалось не сразу, и он постоянно, пусть ненадолго, навещал свою родную деревню. Так родился его последний крупный фотографический цикл «Тихая моя Родина». Как-то зимой в Доме журналиста он показал его. Не было обычных шумных споров и обсуждений, никто не спрашивал про то, «чем снято и в чем проявлял», – все молча рассматривали снимки и говорили про жизнь. Именно она была на снимках.
А потом он, наконец, уехал; как оказалось, насовсем. Ремонтировал дом, ухаживал за пчелами, работал по хозяйству. Словом, жил так, как жили его соседи – архангельские крестьяне. Они приняли его в свою среду – он был прост и понятен им и жил так же, как они. Казалось бы, все пришло на круги своя, но жизнь распорядилась иначе. Те болячки, которые он мужественно и незаметно для окружающих постоянно преодолевал на протяжении долгих лет, внезапно сказались, и сердце его не выдержало.
Еще в Питере он как бы в шутку говаривал, что хотел бы помереть в родной деревне. Судьба в этом плане оказалась благосклонна к нему.
И похоронен он там, на старом деревенском кладбище, рядом с могилой своей матери.
Владимир НИКИТИН
Фотоработы Валентина Брязгина
