Пути журналистов неисповедимы
Одни предрекали, что журналистов вытеснят роботы, другие сетовали, что профессию убивает экономическая зависимость. И только кризис решил вопрос кардинально, освободив от работы более сотни наших коллег. Вместе с молодыми выпускниками журфака на новом старте оказались солидные профи. Как они адаптировались в новой ситуации – пытались удержаться в прежнем «формате» или проложили свою дорогу в профессии? Об этом мы спросили журналистов, которые в силу разных причин оставили насиженное место.
Право на профессию пришлось доказывать дважды
Известный в Питере журналист Алла Борисова уже два с половиной года живет в Израиле. Она уезжала из страны еще до больших общественных потрясений, а точнее, в их преддверии. Не эмигрировала, а решила переехать к мужу. Хотя это решение было для Аллы не менее трудным и выстраданным. Если на родине она имела признание и успех, работая заместителем главного редактора «Балтинфо», а до этого выпуская свой журнал, то в чужой стране ей предстояло все начинать с чистого листа. И вновь доказывать уже чужому обществу свое право на существование в профессии. Насколько сложен был этот путь, Алла Борисова рассказывает нашему изданию.
– Алла, приехав в Израиль, ты ведь не сожгла за собой все мосты, оставив связь с питерской журналистикой, с газетой «Невское время», которая тогда еще выходила?
– Да, у меня была замечательная возможность сотрудничать с «Невским временем», за что я благодарна его редактору. И очень важно было ощущать себя членом Союза журналистов. Благодаря тому, что я довольно скоро начала писать в Израиле, удалось получить аккредитацию иностранного журналиста. В то время я была единственной, кто писал об Израиле для Петербурга. Статьи выходили не чаще двух раз в месяц, но я понимаю, что петербургской газете не нужно было много информации об Израиле. А для меня это было прекрасной возможностью объездить всю страну и узнать ее изнутри. Тогда началась военная операция, и я побывала в Сдероте, на границе с сектором Газа, где даже попала под обстрел. Это была горячая пора, напоминавшая в чем-то журналистскую молодость. Это было здорово, потому что я не чувствовала себя оторванной от профессии. А попутно искала возможности работать в израильских СМИ. Начинала печататься в крупной русскоязычной газете «Вести». Печатная пресса и здесь переживает кризис, особенно русскоязычные издания, у которых меньше всего денег. Но я продолжала свои поиски, хотя они были очень не простые.
– Как относились в отделении абсорбции к твоим попыткам устроиться на работу по профессии?
– В службе трудоустройства, куда я ходила отмечаться, меня настоятельно отправляли работать на завод. Без хорошего иврита на квалифицированную работу устроиться здесь трудно. Я говорила, что не могу, что у меня высшее образование, что я журналист. А 25-летняя девочка, не знавшая ни русского, ни английского языка, назидательно поучала меня, взрослую даму, на иврите: «Надо работать!» Зато хорошая языковая практика… Впрочем, такое отношение было ко всем вновь прибывшим. Сейчас идет новая волна репатриации из России, с Украины и из Франции. Израильтяне уже отвыкли от такого наплыва и не успели приготовиться. Ульпанов, где обучают ивриту, не стало больше, все классы переполнены. Начались, как водится, конфликты предыдущей и нынешней «волн». Это здесь в традиции. Некоторое раздражение у репатриантов 90-х годов вызывают обеспеченные, несколько избалованные большими деньгами люди, которые приезжают в Тель-Авив, покупают здесь жилье, морщат нос и всем недовольны. Ну и всех нас стали упрекать в том, что мы приехали на все готовое и должны выстрадать здесь право жить нормально. Что мы должны пройти тот же путь – спать в коробках из-под телевизоров, работать за копейки на черной работе. Им трудно понять, что времена изменились, что мы многое пережили в России в те же 90-е годы и нам тоже было не сладко.
– Какие вопросы задавали тебе работодатели в местных СМИ?
– Спрашивали, например, умею ли я брать интервью. Все твои достижения и награды, все эти «золотые перья» здесь никому не нужны. Ты начинаешь почти с нуля, заново доказываешь свой профессионализм. В итоге я начала сотрудничать с сайтом Jewish.ru, где обо мне вообще ничего не знали. Это серьезное московское интернет-издание, которое имеет отделение в Израиле и в Америке.
– А журналистское сообщество оказало тебе поддержку?
– Русскоязычные журналисты сначала приняли меня в штыки – я же пыталась вклиниться, а полянка небольшая… Для них я была никто. Мы живем в век Интернета, и стоило мне опубликовать статью, как она тут же вызывала гневные нападки и резкую критику. Это было очень тяжело и иногда до слез обидно. К тому же я привыкла к журналистской солидарности в Петербурге, застав еще то время, когда мы не воевали друг с другом. А в Израиле информационные войны идут постоянно. Меня долго не воспринимали, пока не стали потихоньку привыкать к моему имени и текстам, которые появлялись то на одном сайте, то на другом.
– Помню серию гневных откликов в Сети по поводу твоей статьи о солдате израильской армии, застрелившем обезвреженного араба-террориста. Там ты рассуждала о гуманизме по отношению к вчерашним детям, которых государство посылает убивать, и о принципах, на которых должны стоять государство и армия. Это русскоязычных журналистов ты так разозлила своей позицией?
– Представители русскоязычной прессы здесь традиционно находятся на резких правых позициях, что вызвано, как мне кажется, не только сложной обстановкой в стране, но и наследием советских времен. А мы воспитаны уже по-другому, мы плоть от плоти наших 90-х, может быть, поэтому и возникает такое непонимание. Но ивритоязычные журналисты в большей степени стоят на «левых позициях». Мне бывает тяжело, но у меня есть свои принципы и свое мнение. А если моя работа заключается в том, чтобы его выражать, то я это делаю, как умею. На самом деле и сайт Jewish.ru, и аналитический сайт «РеЛевант», где я сейчас работаю редактором, относятся к моей точке зрения с уважением. Это на Фейсбуке льются потоки грязи.
– Когда наступил переломный момент и ты почувствовала себя своей среди коллег?
– На сайте Jewish.ru я сделала очень много интервью с известными людьми, писала колонки об Израиле и не только… Кажется, единственная из израильских журналистов сделала интервью со Светланой Алексиевич, и это было важно... Я познакомилась с замечательными людьми, близкими мне по духу, которые и пригласили меня на работу. Так я вновь вернулась к своей профессии редактора и журналиста. Сейчас мне очень сложно, но интересно. Деньги платят небольшие, но не в них дело.
– В редакции говорят на иврите? Ты уже освоила этот сложный язык?
– Я могу понять фильм, спектакль, а на совещаниях, которые проходят на иврите, я еще теряюсь. Во главе сайта стоят люди, которые приехали в Израиль в 90-годы – в детстве или юности. Они одинаково хорошо говорят на обоих языках. Но когда проходят совещания, им проще говорить на иврите. На телефонных конференциях я чаще молчу, пытаясь уловить смысл быстрой речи. В какой-то момент они спрашивают: «Алла, ты где?» Я откликаюсь: «Да-да, я здесь». Мне, конечно, неловко, но они, к счастью, относятся к моим проблемам с пониманием. Язык здесь определяет все, ведь информацию надо получать из ивритоязычных источников. К счастью, я знаю английский, и мы с коллегой поделили работу – она отслеживает ивритоязычные источники, а я занимаюсь англоязычными, иногда что-то перевожу. Всегда буду благодарна этим людям, что они пошли на все эти сложности и поверили, что я буду им полезна. А я теперь знаю, что правильно сделала, не размениваясь, а использовала это время на журналистскую работу и изучение языка, чем я и продолжаю заниматься до сих пор.
– Сколько лет надо учиться, чтобы овладеть ивритом?
– Это зависит от возраста и от способностей. Я считала, что у меня неплохие способности к языкам, но возраст сказывается. Тружусь. Днем работаю, а вечерами два раза в неделю езжу в Тель-Авив в ульпан (языковую школу), что довольно далеко от нашего дома.
– Многим ли журналистам, приехавшим в Израиль после тебя, удалось остаться в профессии?
– У всех все по-разному. Например, замечательный человек, владелец Томской телекомпании, которая была так некрасиво закрыта, приехал с женой и детьми и открыл здесь свой маленький бизнес. Они делают вкусные сувениры. Или мой коллега из Петербурга, который переехал в Москву, а потом переехал в Тель-Авив, открыл здесь книжный магазин. Люди ищут разные точки приложения своих сил, не всем обязательно оставаться в профессии, тем более что для гуманитариев здесь работы, как ты понимаешь, очень мало. Я тоже думала, что займусь чем-то другим, но для меня быть в профессии оказалось чрезвычайно важно, я тосковала без этого.
– Как твой муж (издатель Виталий Кабаков) поддерживал тебя? Что советовали друзья, оставшиеся на родине?
– С некоторыми людьми, среди которых были и мои близкие подруги (к счастью, не все), наши пути разошлись. Виталий, конечно, мне очень помогал, подсказывал нужные для работы контакты. А потом у меня стали появляться свои связи. Работу я нашла самостоятельно, без чьей-либо помощи.
– Для большинства людей два с половиной года пролетают незаметно без особых взлетов, а ты за это время столько сделала – поменяла страну, освоила еще один язык, пусть и не в совершенстве, научилась водить машину, издала авторский сборник, наконец, заняла свою нишу в новых СМИ. Разве этого мало?
– Ну, это громко сказано. Я самоед, мне кажется, что все идет медленно, но на самом деле, если оглянуться, действительно, кое-что сделано.
– Ты можешь представить, что бы ты делала в России, если бы не уезжала? Ведь агентства «Балтинфо» уже нет, и сама жизнь за такой короткий срок сильно изменилась.
– Я думала об этом, но не находила ответа. Наверное, искала бы какую-то работу, как и все, кто живет в России. Я вас очень понимаю и поддерживаю, очень переживаю за близких мне людей, совершенно не требую какого-то геройства. Конечно, я бы пыталась искать такую работу, где не надо было бы врать. Может быть, даже смогла уйти из журналистики, ведь у меня есть еще одна профессия – я по образованию учитель.
Я своим отъездом не пыталась что-то кому-то доказать, я не называю себя, как некоторые, «политической эмигранткой». Я очень болею за вас, очень люблю Петербург, и для меня крайне важно, чтобы у вас все было хорошо. И в том, то я пишу, всегда есть этот мостик – я размышляю о том, что происходит у вас, и пытаюсь осмыслить новую реальность в Израиле.
– Весной вы отмечали очень важный в Израиле праздник Песах. Что он значит для тебя лично?
– Я до сих пор спрашиваю себя, где мой дом. Оттуда я уехала, а сюда еще приехала не до конца. Мои соотечественники здесь часто говорят, что Песах – выход евреев из египетского рабства и обретение свободы – это праздник русской репатриации, они себя ассоциируют с теми, кто вышел на свободу. На самом деле этот Египет – внутри нас. И каждый выходит из своего рабства. Иногда я спрашиваю себя – на какой точке пути нахожусь сегодня. Пока я в дороге.
Фото из архива Аллы Борисовой