Память о памяти
SPbSJ.ru публикует очерк "Память", написанный участником Великой Отечественной войны, членом Союза журналистов СПб и ЛО Андреем Аркадьевичем Бобыльковым в 1960 году для Пятигорского телевидения, с его пояснениями и примечаниями, сделанными уже в наше время.
В первый год существования Пятигорской студии телевидения в 1960 году мне было поручено подготовить и выдать в эфир необычный материал. Через военкомат журналистам студии стало известно об учителе географии с необычной, трагической судьбой. Но подробностей ни военкомат, ни ГОРОНО города Минеральных вод не имело. Пришлось заниматься самому. Материал в эфир выходил дважды. Но в моей памяти он всплывает до сих пор. Полагая, что и в год Памяти и Славы, он имеет право к публичному прочтению.
ПАМЯТЬ
Старый, седой учитель географии любил оставаться со своими ребятами после уроков. Он рассказывал им о музыке – серьезной и легкой, о композиторах, ставших классиками, о хоровом, симфоническом, камерном искусстве.
Сегодня шел разговор о Первом концерте Петра Ильича Чайковского. Дети узнали, как написалось это произведение, какие мысли наполняли великого композитора в тот момент. По просьбе учителя включили запись. Ребята застыли. Поднявшись на крыльях музыки, они летели над миром и ликовали.
А у старого учителя были свои думы. Казалось, нужно было давно забыть, что фортепьянный факультет Московской консерватории закончен еще до войны. Но разве можно забыть, что до войны он мог своими пальцами, ударяя по клавишам, извлекать, как волшебник, любую музыку. А теперь вот пальцев нет… И туманом закрыло глаза. И снова – в который раз – память вернула его в 1944 год.
Это был привал. Один из немногих за последнее время. Фашисты все больше злились от постоянного отступления. И если давали колонне русских военнопленных отдохнуть, то только потому, что сами в этом отдыхе нуждались.
Военнопленных посадили перед польским особняком. Согласно приказу фельдфебеля, передвигаться можно было только в трех направлениях: "до ветру", к колодцу за водой и к сараю тем, чья очередь подошла на 15 минут внутри его остыть от солнца.
Немцы, очевидно, решили дождаться спада жары в доме. А солнце было еще в зените. Военнопленные лежали на земле, не шелохнувшись, прикрыв лицо тряпкой или мешком. Истлевшие. Заскорузлые от пота и грязи гимнастерки при легком движении нестерпимо жгли.
- Скворцов, Заиров, Глубокин! - выкрикнул голос из сарая, позвав туда еще человек шесть. Названные солдаты с трудом поднялись – их черед спрятаться в тени от солнца на 10-15 минут – скрылись в сарае, и снова все затихло, замерло. Пронзительно звенела тишина, трещали кузнечики, да из особняка докатывался смех.
И вдруг в воздухе появилась мелодия. Ее слышал один, другой, двадцатый… Но каждый про себя отметил, что это так, звон от жары. А мелодия набирала силы, мужала. Она текла из сарая. На солнце поднялась одна удивленная голова, другая… Господи, да ведь это же Чайковский! Пленные тянулись к сараю. Встрепенулся в окне охранник с пулеметом, что-то пролаял в комнату. И тут же из дома выскочил фельдфебель. Выстрелом и криком "Хальт!" остановил движение к сараю, он сам бросился туда.
А там, на рояле, не имеющем задней и правой ножек, играл, встав на колени, рыжий парень. Его глаза горели, руки взлетали, ударяли по клавишам азартно и вдохновенно.
Фельдфебель не узнал своих пленных. Он привык видеть их понурыми, измотанными, думал, что это сломленные, морально раздавленные люди. Они ведь не играли, они только слушали. Но лица их наполнялись жизнью, гордостью, это их товарищ играет, это родная их музыка звучит, русская, широкая, властная…
Фельдфебель видел по глазам пленных, как будила, будоражила их музыка, как обретают они под ее владением силу и единство, Наверное, только сейчас осознал фельдфебель смысл личного приказа Гитлера, повсеместно запрещающего исполнение русской музыки. Он воочию убедился, как великая музыка наполняет русских чувством любви к Родине и вскипел злобой к рыжему парню, осмелившемуся оживить их души. Немца лихорадило: он должен немедленно преподать урок этим русским, он обязан вернуть в них страх, немедленно.
По его приказу двое конвоиров вытолкали из сарая пленных, связали руки пианиста и поволокли к пилораме. Что надумал фельдфебель? Почему даже охрана застыла? О-о, как сказать об этом?
Пронзительный жуткий вопль ударил всех как высокий разряд электричества. Все оцепенели – русские и немцы...
Фельдфебель вышел из ворот пилорамы. Его звериная морда была перекошена злорадным оскалом, глаза, налившиеся кровью, ликовали. В своих окровавленных лапах он держал кисти рук пианиста. "Больше не будет музыки, больше не будет пробуждения" - и как доказательство тому, он бросил мертвые кисти рук на землю в сторону пленных. И хотел уйти, устал… Но что-то его остановило. Он снова взглянул на толпу и поразился: она выходила из шока. А худой, долговязый, белобрысый юноша в рваной гимнастерке – ему, наверное, было меньше 19 – широко открыв глаза, шел туда, где лежали руки пианиста... Разве так можно среди людей… Мальчику не рассказывали об этом ни мать, ни учителя… Он медленно опустился на колени перед драгоценностью человеческой и заплакал.
- А-а-а… Вдруг с диким, обезумевшим криком бросился на фельдфебеля другой юноша. И вздрогнул палач, попятился, выхватил пистолет, выстрелил. Парень рухнул. А на фашиста двинулись трое, вслед за ними еще пятеро, и еще… Фельдфебель пятился, стрелял, испуганно приседал.
- Курт, Курт, фойер! – завопил фельдфебель и побежал в сторону особняка. Из окна застрочил пулемет. Один за другим падали пленные. Раздались еще выстрелы, автоматные, со стороны охраны. И неожиданно для всех фашист в окне уткнулся в пулемет, а фельдфебель сделал последний замедленный шаг, свалился на ступени особняка. Это стрелял конвой. Быть соучастниками такого преступления было немыслимо даже на войне. Немецкие солдаты не смогли пережить зверства, совершенного их командиром, убили его.
Конвой молча подошел к пленным и бросил к их ногам свое оружие.
…Пианисту потом рассказали. Что было после. Как перевязали ему культяшки, как бережно на руках несли по польской земле, как в лазарете Войска Польского восстанавливали ему потерянную кровь и как возвращали его к жизни, как переправили в Москву и там долго выводили из шокового состояния, как навзрыд часами плакала мать, проклиная фашизм и поливая слезами то, что осталось от его рук...
Наверное, года два он не мог говорить, потеряв всякий интерес к жизни. Но вот домой приехали к нему после Победы два товарища по плену. Они рассказали ему, как их отряд, соединившись с Советской Армией, дошел до Кенигсберга, как часто пели они русские песни на немецкой земле, рассказали о слезах белобрысого юноши, о гибели группы военнопленных и о солидарности, объединившей русских и немцев против садизма, изуверства, фашизма.
Слушая своих товарищей, он вновь услышал симфонию жизни, его непобедимая Родина возвращалась к мирному труду, стучали топоры, гудели машины, звучали песни, пахло сиренью. Это была только вторая весна после великой Победы, та весна, с которой он стал заново выстраивать свою жизнь. Попробовал – и осилил! - учебу в пединституте, стал географом. Приехал в Минводы. В школе полагали, что кистей рук учитель не имеет от рождения, потому вопросов и не задавали (дескать, зачем напрасно травмировать) ...
…Прозвучали последние аккорды Первого концерта П.И. Чайковского. Наступавшая тишина вернула учителя географии в класс из далекой юности. Растерянно он посмотрел на ребят. Они сидели тихо. Каждый думал о своем, глядя на своего старого, седого и безрукого Учителя…
P.S. Тема Великой Отечественной войны до 1960 года не была популярной для тогдашних СМИ. Наша студия фактически была первой в Союзе, где тема неизвестных героев стала одной их основных. В этом ключе работали Владимир Правдин, Леонид Попов, Валерий Коломиец, Борис Тихонравов, Боровиков и другие известные на Кавказских Минеральных Водах журналисты. Нам повезло в том, что район КМВ являлся Всесоюзной здравницей и сюда приезжали многие участники Великой Отечественной войны, с которыми мы сразу устанавливали дружеские отношения.
В 1965 году мы готовились к двадцатилетию Победы и снимали большой материал о ветеранах Великой Отечественной войны. Сценарий празднования главный редактор студии Леонид Васильевич Попов доверил писать мне.
Постановочная группа знала, что предстоит встретиться с удивительными людьми, но чтоб с такими яркими, неповторимыми, вошедшими в легенды – не предполагала. В сценарий вошло 98 человек. О каждом из них можно было снять отдельный фильм…
Они жили рядом, скромно, многие без достатка. Принеся миру победу над фашизмом и выжив в самой жуткой войне, они радовались всему, что было вокруг – тишине, рассвету, детскому смеху, куску хлеба. Называя себя счастливыми, потому что получили право жить по завещанию погибших – ж и т ь! – они не считали себя героями, ибо в трагическую годину делали всё "как все – защищали Родину".
В тот день 9 мая 1965 года, пока шла праздничная передача, междугородние телефонные линии Пятигорска с Москвой, Ленинградом, Минском, Севастополем и Берлином были заняты студией телевидения для связи с нашими героями.
Командир знаменитого женского авиационного полка Евдокия Давыдовна Бершанская, находясь на приеме в Кремле, говорила со своей подругой, летчицей Марией Петровой, сбившей 47 немецкий самолетов и считавшейся в течение 20 лет погибшей; адмирал Октябрьский приветствовал из Севастополя своих фронтовых друзей, живущих на Ставропольской земле; тракторист колхоза Георгиевского района Сергей Савельев через 20 лет вновь услышал голос известного немецкого актера-антифашиста Эрвина Гешенока. с которым вместе выплыли – спаслись! – в проливе Ла-Манша из 5 тысяч интернациональных военнопленных, потопленных на плавучей тюрьме, в живых осталось всего 11 человек. Среди них немец и русский.
Тогда, в холодной воде, помогая друг другу, они учились понимать первые слова на русском и немецком языках о помощи, поддержке, дружбе.
А спустя 20 лет в Пятигорской студии мы впервые услышали их, эти слова, наполненные благодарностью, доверием, энергией жизни. И когда линия Пятигорск-Берлин замолчала, телезрители Северного Кавказа видели глаза своего земляка, в которых было отражение пережитой трагедии от встречи со смертью и возвращением к жизни.
В кошмаре взрывов, обломков баржи, предсмертных воплей антифашистов, они, немец и русский, поддерживали друг друга, выплыли, спаслись. Через несколько дней их разлучили… И вот через 20 лет они услышали друг друга.
- Эр-ви-ин.. – шептал в трубку Савельев в студии Пятигорска.
- Серь-е-е-жа-а… - слышался взволнованный отклик из Берлина.
Передача "Слово памяти" вышла в эфир 9 мая 1965 года в 19.00, а закончилась в 22.10. Это была (и до сих пор остается!) самая продолжительная телевизионная передача в Советском Союзе.
21 год я поддерживал связь со своим ассистентом, режиссером телевидения Аркадием Лавриновым, кинооператором Вадимом Швецовым, звукорежиссером Алевтиной Веретенниковой, переписывался со многими героями, которых мне посчастливилось найти. По возможности и сейчас я рассказываю о них своим ученикам.
Значит, связь времен не порвана. Память хранит многие грани войны и Победы.