Андрей Радин: «Мы все равны и все находимся под прицелом»

— Как вы думаете, что изменилось с того момента, как вы пришли на должность председателя Союза журналистов Петербурга и Ленобласти?

— Страна изменилась за это время, эпидемия коронавируса в разгаре… Я пришёл в не самое радостное время и для Союза, и для страны. Поменялась жизнь не только СМИ и журналистов, изменения коснулись всех граждан. Многие наши товарищи ушли из-за ковида... Локдауны ограничили возможность проведения крупных мероприятий. Но больше всего подкосила другая проблема – нестабильное финансовое положение. Партнёры, с которыми мы могли работать, сейчас переживают не лучшие времена, поэтому те проекты, которые хотелось бы реализовать силами Союза журналистов Петербурга и Ленобласти, если не заморожены, то как минимум приостановлены. Изменилась также ситуация на медиарынке. Пресловутый закон об «иноагентах» коснулся наших товарищей и членов Союза. Раньше казалось, что всё это где-то там вдалеке и до нас не дойдёт, а сейчас проблема стала слишком серьёзной.

— Чем сейчас занимается Союз журналистов Петербурга и Ленобласти?

— Основная наша работа сейчас состоит в том, чтобы собирать коллег и обсуждать текущую ситуацию в медиасреде, принимать заявления в отношении органов законодательной власти и правоохранителей. За время моей работы в качестве председателя я заметил, что журналистам стало реально сложно работать. 

— Может ли сложное финансовое положение повлиять на организацию церемонии вручения премий «Золотое перо»?

— Нет. «Золотое перо» – наш главный праздник. Мы найдём деньги на премию, организуем событие, проведём церемонию. Победители обязательно получат свои награды.

— Недавно организации Домжура разделили помещения между собой. Это сказалось на работе Союза?

— Союз переехал в кабинет, который я как член правления АНО «Санкт-Петербургский центр информационной поддержки» могу занимать на Невском, 70. Мы вынуждены были отказаться от площадей, которые занимали ранее – Домжур в тяжелом финансовом положении, освободившиеся комнаты он может использовать для сдачи в аренду. Мы договорились, что вырученные средства будут направлены на поддержку тех журналистских организаций, которые работают в Доме. С одной стороны, печально, что мы вынуждены какие-то помещения покидать, с другой, теперь существуем здесь абсолютно легитимно, открыто и понятно. Правовых оснований для того, чтобы нас выгнать, сейчас нет. 

— До этого «раздела» были споры между организациями по поводу того, кто сколько помещений занимает. Теперь этот вопрос разрешился?

— Да, каждый член правления АНО, то есть и руководитель одной из журналистских организаций, занимает по одной комнате в Домжуре. Исторический кабинет Союза журналистов СПб и ЛО останется за нами. Председатель петербургского отделения Союза журналистов России получил аналогичный или соизмеримый по площади кабинет, а Лига журналистов и представители АСМИ останутся в тех комнатах, которые они занимали до этого. Для меня важно, что в теперь уже моём кабинете работала и Фомичёва, и Константинов, поэтому ветераны Союза приходят именно сюда – по доброй традиции.

— Какие именно проекты не удалось реализовать из-за пандемии и финансовых проблем?

— Мы задумывали ряд проектов, но проведение их было невозможно или из-за законодательства, или из-за отсутствия возможностей. Например, в июне был принят закон об ограничении просветительской деятельности – теперь её осуществлять можно только с использованием лицензии. Мы не можем провести лекции или обучающие программы, пока не «присоседимся» к какому-нибудь учебному заведению. Раньше профессионалы, которые работают в редакциях и состоят в рядах нашего Союза, могли беспрепятственно делиться опытом с другими. Сейчас – в любой момент такая деятельность может быть признана противозаконной. На мой взгляд, как раз просветительская работа Союза – одна из самых важных, потому что учебники и даже обучающие программы в интернете не всегда успевают за временем. У нас также был запланирован ряд пресс-туров, которые тоже слетели из-за нехватки финансов.

— Почему проекты, направленные на просветительскую деятельность, нельзя осуществить совместно с СПбГУ, с которым вы непосредственно связаны?

— Сейчас появилось много дополнительных сложностей для того, чтобы просветительскую деятельность сделать легальной. Я говорю не об организации междусобойчика, а о полноценных лекциях с широкой информационной поддержкой, освещением, приглашениями. Договориться с вузами не так просто, как кажется на первый взгляд: чтобы получить лицензию, нужно разработать отдельную программу курса так, чтобы её утвердили. Это требует дополнительных усилий и прохождения многих бюрократических звеньев.

— Как вы получили предложение о должности директора радиостанции «Эхо Москвы в Петербурге»?

 — Неожиданно. Мне сказали о том, что «Эхо в Петербурге» ищет гендиректора и предложили поучаствовать в этом процессе. В результате ряда собеседований с московским руководством мы и пришли к соглашению. С 1 сентября я начал работать советником гендиректора «Эха Москвы», а потом занял место генерального директора «Эха Петербурга».

— Почему решили согласиться на эту должность? 

—  «Эхо» – одно из немногих СМИ, которое позволяет отстаивать собственную позицию, что для председателя Союза СПб и ЛО особенно важно. Схема классическая – гендиректор не вмешивается в редакционную политику, так как это удел главного редактора. Но мне нравится находить общий язык с главным редактором, сотрудничать с ним и редакцией. Когда я был главредом в нескольких СМИ, отчётливо понимал, как важно находить понимание с директором. Только хороший тандем может принести свои плоды для СМИ. 

— Какие пути развития радиостанции вы видите?

— Не открою секрета в том, что нужно использовать все возможности, которые есть. Эфир не безграничный, у станции есть определённая ёмкость, но благодаря современным технологиям можно постоянно развиваться. Нужно развивать диджитал, работать в соцсетях, опираясь на опыт федерального «Эха», YouTube, мобильное приложение, мессенджеры и так называемые ивенты. Надо продвигать бренд питерского «Эха» вне эфира.

— Как вас приняла редакция?

— Хорошо! Спрашивали, задавали неудобные вопросы, всё интересовались, почему телевизионщика взяли на радио. Главный редактор Валерий Нечай представил меня в положительном ключе, коллеги здорово приняли. Я объяснил, что не буду лезть в смысл контента, но могу иметь отношение к его производству. Буду заниматься также медиапродуктами, которые имеют коммерческую составляющую или связаны со спонсорами.

— Что уже успели сделать с момента вступления в должность?

— Погрузился в процесс. С коллегами определили задачи на следующий год, планы финансового развития, возможностей роста продаж, позиционирования бренда на внешнем рынке. Из внешних атрибутов – поменяли убранство студии, во время трансляций на YouTube картинка выглядит более презентабельно и симпатично. 

— Вы были слушателем «Эха» до назначения? Есть ли у вас любимые программы?

— Любимая – «Утренний разворот»! Я всегда старался быть в повестке и слушать несколько радиостанций, чтобы анализировать и сравнивать их. 

— Будет ли Союз журналистов Петербурга и Ленобласти участвовать в законодательной инициативе по поводу закона об иноагентах?

— Уже участвуем. Провели круглые столы с коллегами, с правозащитными и журналистскими организациями для консультаций по поводу того, как нам действовать дальше. Подготовили обращение к председателям городского и областного ЗакСов с просьбой через своих представителей в нижней и верхней палатах парламента повлиять на изменение закона об «иностранных агентах». Работа пошла – в Мариинском дворце создана рабочая группа из депутатов и членов нашего Союза. Если не удастся его отменить, то важно хотя бы отправить на переработку.

— В чём основная проблема закона об «иноагентах»?

— Он привёл нас к тому, что мы находимся в страхе и не понимаем, как работать с зарубежными партнёрами, иностранными редакциями. Например, если фотожурналист сделал шикарный снимок, который хотят купить Associated Press или любое другое ведущее иностранное информагентство, то нужно отказываться от гонорара? Много моментов, которые не имеют отношения к безопасности страны, но попадают под влияние закона. Это нужно менять. Также Федеральной службе безопасности нужно донести до журналистов «границы дозволенного» – это нигде не прописано. Например, в случае с признанием «Росбалта»* иноагентами – редакция пытается найти поводы для внесения их в реестр, но их нет. Каждый из руководства агентства уверен, что они не финансируются из иностранных источников и не получают никаких средства из-за рубежа. К тому же я считаю бредом публикацию предупреждающей плашки в личных соцсетях физлиц из списка.

— Всё же закон об иноагентах должен быть изменён или отменён?

— Радикальный способ – отменить. Но сейчас, учитывая обстановку, как минимум нужно ввести пункт о том, что признание «иноагентами» возможно только через суд. Сам закон нужно дорабатывать. Если он направлен на обеспечение безопасности страны, то должен пройти серьёзную экспертизу с участием всех сторон – закон нужно продолжать обсуждать, в первую очередь с участием журналистского сообщества. С учётом происходящего сейчас мы видим только потери: аудитория лишается интересных ресурсов информации, а на рынке труда появляется куча безработных талантливых людей. Это недопустимая ситуация.

По своим коллегам из других организаций я чувствую, что проблема закона об «иноагентах» волнует всех. Мы все равны и все находимся под прицелом. Нынешнее использование закона – инструмент давления на СМИ. Сложившаяся ситуация расстраивает не из-за боязни того, что и меня, и всех грамотно пишущих журналистов завтра могут признать «иноагентами», беспокоит этот закон и из-за вмешательства в судьбы людей. Что они и их семьи будут есть после закрытия СМИ-иноагента или увольнения физлица-журналиста?

*Внесено в реестр СМИ-иноагентов