«Журналистика не умирает, она видоизменяется»
Традиционная журналистика переживает не лучшие времена. Одни ей пророчат полную гибель, другие ищут рецепты для спасения. Своими мыслями о профессии журналиста, проблемах современных СМИ и будущем отрасли делятся представители известной фамилии – тележурналист Кирилл Набутов и его сын, радиоведущий Виктор Набутов.
– Как вы оцениваете уровень журналистики в Петербурге?
Кирилл: К сожалению, плохо. И не потому, что петербургские журналисты плохие. В Петербурге есть блестящие журналисты, отличные журналистские проекты, портал «Фонтанка», например. Мне там может многое не нравиться, но это большой проект и, кроме того, серьезный бизнес. Это редкий пример успеха людей, которые этим занимаются. Еще один хороший проект – «Деловой Петербург», хотя он стал хуже, чем был раньше. Но этого мало. Есть масса людей, которые работают на московские издания. Но если говорить о петербургской журналистике, то в целом ситуация плохая, в том числе потому, что на рынке нет денег. Сегодня изданию, компании или радиостанции на локальном рынке выжить почти невозможно, если не есть с руки у городской или областной администрации или у каких-то отдельных богатых дядей, которые так или иначе все равно связаны с администрацией.
Последний пример – «100 ТВ», которое входило в холдинг Олега Руднова. Оно существовало, как растение на гидропонике, пока Олег, человек чрезвычайно влиятельный, тратил на него деньги, которые получал разными официальными путями от тех или иных коммерсантов, в том числе близких к властям, хотя мало кто был так близок к властям, как сам Олег, так что проблемы решались. А когда он умер, канал перешел к Араму Габрелянову, который нагнал из провинции телепехоты, знающей в профессии только одно – как залезть с камерой в постель к знаменитому человеку. Расчет Габрелянова был на то, что работающий в Москве формат Лайф Ньюс сработает и в Питере. Прошло меньше года, и сейчас нет ни Габрелянова, ни его мальчиков-девочек, потому что все это оказалось мертворожденным и не выживающим в условиях Петербурга. Сейчас в этих помещениях на деньги империи Юрия Ковальчука зашевелился зародыш нового проекта, нового городского телеканала. Ну, посмотрим. В империи выживать легче, новости будут раздавать из одной соски на несколько каналов сразу (Рен ТВ, 5-й, 1-й и вот этот новый городской), что сделает их дешевле. А остальное не знаю.
То же самое газеты. «Смена», тираж которой был 10 тысяч, могла существовать самостоятельно? Она не окупала себя, потому что аудитории было неинтересно то, что там писали. Само это все заработать ничего не могло, потому что в Петербурге на рынке нет этих денег, тот продукт, который они выпускали, никогда не мог собрать аудиторию, которая всегда приходит только на что-то сверхинтересное. А интересное журналистам никогда не дали б публиковать. И тот, кто работал там, профессионально деградировал.
При этом играли в странную игру, старались делать вид, что ничего не происходит и говорить: «Мы решаем очень сложные задачи, мы публикуем очень ответственные тексты, мы ставим мощные проблемы перед обществом!». Ребята, вы ничего не ставите, потому что у вас 10 тысяч читателей в лучшем случае! Лучше сидите на кухне и ставьте сковородку на плиту с тем же самым эффектом. Что ж, если они существовали на подачки, то должны были понимать, что рано или поздно это кончится.
Виктор: – Падение профессионального уровня журналистов – это как раз следствие отсутствия конкуренции. У нас несколько каналов государственных или квазигосударственных, а фактически они принадлежат одному лицу – господину Ковальчуку.
Критерием своего сохранения в профессии, будь то ведущий новостей или корреспондент, является не соблюдение каких-то журналистских аксиом – объективности в подаче информации, создания того, что интересно, а определенные требования по обслуживанию интересов на федеральном или региональном уровне, поэтому огромное количество проблем замалчивается. И люди, которые не идут на компромисс с собой или по каким-то соображениям не видят своего места там, уходят.
– На телевидении совсем не осталось журналистики?
Кирилл: – Журналистики очень мало в телевизоре, и это не потому, что телевидением управляет какой-то плохой человек. Есть еще определенные этапы развития общества: меняются интересы и меняется аудитория. Вот, к примеру, сегодняшний «5 канал» – бывшее ленинградское телевидение – с утра до вечера показывает сериалы, присобачивая к ним телевизионные новости. Прочих телепередач – считаные единицы. Но сегодня такой запрос, такие требования у хозяев этого канала. Нынче летом они еще больше все эти передачи сократили.
На днях я впервые за несколько месяцев включил выпуск «Новостей» на «5 канале». Сначала я смеялся, потом выругался и выключил телевизор. Я не говорю о политических красках, они и так понятны. Я говорю чисто о ремесле, о том, как это сделано. Начиная с текстов, новостных сюжетов и работы корреспондента и заканчивая работой ведущего в кадре. А с другой стороны, ну, раз хозяева считают это правильным, их право. А мое право выключить.
Накануне 9 мая один мальчик брал у меня интервью для канала «Звезда». Я с ним был знаком. Он еще раньше просился к нам на работу, не подошел, да и мы ему не понравились: он считал, что уже все умеет, а тут кто-то собирается его учить. И вот он попросил рассказать о футбольном матче, который проходил в блокаду, там играл мой отец, и так получилось, что я один из тех, кого спрашивают, когда приходит очередная дата (смеется). Я ему что-то отвечал, пленки какие-то давал, он ставил свет, снимал интервью, задавал умные вопросы. А потом я этот сюжет посмотрел. Он там ходит по пустому стадиону и почему-то кричит свой текст в диком перевозбуждении. Потом подошел к воротам, взял мяч, стукнул мячиком в ворота неизвестно зачем, бить по мячику не умеет, ворота пустые, стадион пустой. Какая-то дешевая игра.
Я его потом спрашивал, зачем ты там ходишь и кричишь? Ты мне историю расскажи так, чтобы я все понял и проникся. На что он отвечает: «Сейчас главное, чтобы был драйв, от нас так требуют, кричать». Я говорю, бессмысленно просто кричать. Надо, чтобы крик совпадал с картинкой, это во-первых. Говоря шепотом, ты можешь заставить человека слушать гораздо внимательней. А во-вторых, почему в пяти фразах ты сделал четыре фактических ошибки – фамилию человека перепутал, завод Механическим назвал вместо Металлического и так далее? Ой, говорит, это я на бегу, торопился, но Вы понимаете, я же знаю. Ничего я не понимаю! Кроме того, что с твоим профессиональным уровнем все понятно.
Это все равно, что врач, которого ты вызвал, дал бы тебе вместо препарата для понижения давления лекарство для повышения давления, и у тебя бы случился инсульт, не дай Бог. Он бы тебе рассказывал тоже, что на бегу работает, как и ты, потому что «скорая помощь». Он знает, какой надо давать, но он ошибся.
– В какой степени качество обучения журналистов влияет на эту ситуацию?
Кирилл: – О каком журналистском образовании Вы говорите? Это навык. Можно прийти с улицы на телевидение и обучиться ремеслу. При желании, конечно. Таких случаев десятки. Директор Первого канала, например, Эрнст, биолог по образованию, директор ВГТРК Добродеев – историк, директор НТВ Земский – актер театра и кино.
Если вы учились на инженера и вас отправят делать репортаж с выставки хайтека, то вы лучше, чем человек с дипломом факультета журналистики разберетесь в теме. Вы можете быть в прошлом врачом, как Елена Малышева, которая ведет передачи на телевидении. Можете инженером. А эрудицию неплохо иметь любому человеку, не только журналисту.
Виктор: – Образование давно оторвано от реалий рынка. Если в Москве еще есть какой-то контакт с действующими профессионалами, то в регионах с этим совсем плохо. Я участвую в одном тренинговом проекте Фонда независимого радиовещания, правда радийном, но тем не менее вижу, какая большая разница в профессиональном уровне между Москвой и регионами – и в журналистике, и в продажах, и в маркетинге по объективным причинам.
Когда я читаю лекции, то всегда говорю молодым: «Если вы хотите этим заниматься, лучше в течение года носить кассеты у человека, чье телевизионное творчество вам нравится, и вы будете знать и понимать в этом деле значительно больше, чем если вы проучитесь пять лет».
– Интернет может вытеснить традиционные СМИ?
Кирилл: – Так журналистика и уходит в интернет, потому что то, что показывают и публикуют в традиционных СМИ, зачастую невозможно ни читать, ни смотреть, ни слушать. А в интернете больше свободы и возможностей, там можно сделать свое собственное СМИ и прекрасно собирать аудиторию. Там нет привязки ко времени, я могу посмотреть новости, когда хочу и какие хочу, а не строго в 8 вечера программу «Вести».
Молодежь сидит в интернете, где другие законы. Кстати, есть масса примеров того, что и интернет-СМИ, и отдельные люди, ставшие сами себе СМИ, вполне успешно зарабатывают в интернете. Ведь там есть клики, там есть более или менее объективная оценка смотрибельности того или иного блога или поста. А традиционная журналистика уже умирает на глазах, она уже смердит. Та классическая журналистика в прежнем ее понимании – она просто умирает. В Питере ее уже почти нет, потому что здесь нет рынка. Потому что в Питере человек не может нормально жить, работая журналистом. Он будет получать копеечные деньги. Или будет есть с руки.
Виктор: – Многие блогеры более известны и более влиятельны, чем подавляющее большинство телевизионных топ звезд, особенно в России, где люди с трудом вспомнят двух-трех ведущих новостей на «Первом канале», кроме Кати Андреевой. Это еще российская специфика, потому что на Западе ведущие новостных программ подписываются своим именем за то, что они показывают, а у нас не принято, поэтому их никто не знает. Тем не менее, теперь каждый человек творит информационные потоки. Снял фотографии, интересные видео, сделал комментарий – и это уже самостоятельный информационный повод.
Журналистика не исчезнет, она будет видоизменяться. Сейчас люди любят потреблять контент, который снят другими людьми. Он может быть не так профессионально выполнен по картинке: взгляд очевидца, какие-то аварии. Бывает, что этим начинают заниматься профессионально, становятся блогерами, ютьюб-блогерами. Просто профессия меняется, а во что это все выльется, не очень понятно. Это не значит, что в интернете не будут смотреть качественно сделанный контент, сериалы, фильмы, даже ток-шоу.
Кирилл: – Видеоблогер Илья Варламов, например, у которого миллионы подписчиков. Он берет мобильный телефон и делает репортажи, среди которых есть и плохие, но есть замечательные. У него есть чутье, смелость и вкус. В результате он собирает аудиторию, которая смотрит его репортажи. Это новая профессия. А еще через десятилетие появится миллион новых профессий, о которых сегодня мы даже не имеем представления. Может быть, под них можно будет подвести понятие «журналистика», может быть, оно уже изменится к тому времени.
Сегодня есть соцсети. Это журналистика или нет? Я не знаю, потому что я не могу дать определение «журналистики» сегодня. Если это сообщение каких-то новостей для публичного использования, то соцсети – это журналистика.
Я открываю френд-ленту и читаю, и для меня это, считай, газета. Хотя между текстами, условно говоря, Лурье, Млечина, Невзорова и еще кого-то я, конечно, встречаю полуграмотные посты десятков людей. Но кто сегодня определит профессиональный уровень текста в нашем персональном компе или в личном Фейсбуке? Каждый из нас будет оценивать его с собственной позиции, вы так, а я – так. Даже с расстановкой запятых сегодня можно спорить, а уж по части стилистики мы никогда не достигнем согласия, потому что у нас разные представления. Там вообще новый язык появился. Границу между хорошим и плохим текстом в Фейсбуке или видеоблоге каждый проводит сам. Молодежь смотрит всякие гэги типа «100500», и они собирают миллионы просмотров – а там уличная, с большим количеством нецензурной лексики, трепотня. Молодежь гогочет в голос, ставит лайки и шерит, считая, что это клево, а наши умные разговоры не соберут у них ни одного лайка. И это будет означать только одно: в той аудитории мы на фиг никому не нужны.
– Какие проблемы в отрасли принесет ее уход в виртуальное пространство?
Виктор: – Одна из проблем – психология восприятия информации в интернете. Недавно англичане в одном из авторитетных английских изданий опубликовали научную заметку, которая оказалась очень близкой к оригиналу, но неточной и из-за этого полностью абсурдной. Это было сделано несознательно. Но эту заметку с какими-то редакционными выводами опубликовало 300 тысяч человек в этот же день, а буквально через день вышло официальное опровержение именно в этом же издании о том, что была допущена ошибка, и выводы ученых пока нельзя считать правильными. А репост сделали всего пять тысяч человек – представляете, какая колоссальная разница? Первая информация уже легла на подкорку.
Интернет, с одной стороны, дает неограниченный доступ к разным источникам информации, но только считаные проценты жителей Земли обладают критическим умом, они будут выбирать и сравнивать разные точки зрения. Наоборот, парадоксально, но соцсети способствуют сегрегации, в том числе по политическим взглядам, если брать политическую журналистику. Мы начинаем отметать людей от своей среды общения, а ведь газеты и журналы мы тоже смотрим именно через соцсети, фактически, человеку не надо заходить на сайт издания, он может посмотреть интересную вырезку из чьего-то репоста. И постепенно на основании комментариев мы начинаем обособляться.
Еще одна колоссальная проблема индустрии, о которой уже говорят на высшем уровне, – это фейковые новости. Даже я, как человек, который очень много работает на радио с новостями в своем ток-шоу, не могу отличить новость подлинную от искусной подделки. Ребята сделали полный эмулятор, где ты можешь управлять любым изображением, сформировать некую голову выступающего по телевизору – технология не новая, но сейчас она достигла большого распространения. Сидит актер и моделирует, например, прямую речь Путина, даже такой пример есть. Путин начинает говорить его губами. Человек сидит перед камерой и может управлять лицом говорящего. Звук сейчас так моделируется, что любой текст можно подделать без проблем, просто одно на другое накладывается, и можно получить картинку абсолютно неотличимую от оригинала. Я думаю, что это будет очень серьезной проблемой в ближайшее время. Можно будет вбрасывать на кого угодно что угодно. Я думаю, что эти вопросы еще больше актуальны, потому что они касаются всех – и правительственных, и оппозиционных медиа.