"Умному журналисту – везде родина"
И вновь в рубрике "Журналист меняет профессию" звучит фраза "бывших журналистов не бывает". В этот раз из уст Татьяны Александровой, третий год возглавляющей отдел маркетинга торговой сети "Максидом", а до этого более 30 лет отдавшей журналистике. Почему, построив впечатляющую карьеру на петербургском телевидении, она ушла в маркетинг и возвращаться не планирует, Татьяна рассказала корреспонденту SPbSJ.ru
– Татьяна, Вы выпускник факультета журналистики ЛГУ. Почему в юности сделали такой выбор?
– Выбор журфака, безусловно, был ужасной глупостью, но выбора не было. Восьмиклассницей я заявилась на порог газеты "Гатчинская правда" со смешной заметкой, кажется, про эксплуатацию труда школьников (в конце восьмидесятых миссия журналиста как "расковыривателя" язв власти и общества была еще для всех очевидной). 
И понеслась. Дипломы журналистов тогда выдавали только в ЛГУ, а трезвая мысль о том, что журналистика – это ремесло, а не наука, ко мне пришла, увы, намного позже.
– Какими были первые шаги в журналистике? Помните впечатления от своей первой публикации?
– Первое впечатление – от твоего текста на полосе не остается ничего, кроме подписи. Ты берешь ароматную газету в руки, сперва видишь свою фамилию, потом текст – и две секунды тщеславия сменяются гневом. В любой редакции всегда найдется тот, кто знает, как лучше. Но автор-то так не считает! Спустя много лет, уже в телевизоре, я научилась обезвреживать редакторов (там, в основном, правки были связаны с подгоном хронометража под сиюминутные нужды выпуска). Я писала сюжет так, что из него нельзя было вымарать ни слова без потери смысла. Этим я страшно злила выпускающих, но гордилась своим ноу-хау и обучала новичков бесконфликтной, тихой борьбе за авторские права.
– Вы начали свой трудовой журналистский путь в прессе. А как попали на ТВ?
– С ТВ у меня все получилось случайно. Я работала в областной газете "Вести" и на одном из рядовых репортажей столкнулась с бригадой "600 секунд". Дело было ранней весной, в жиже ленинградских полей, а я сдуру на шпильках и в шляпке – ничего более неуместного нарочно не придумаешь. "Секунды" из жалости – или от смеха? – согласились меня подбросить до города: ну натурально же экспонат! В машине я со страху вела себя нагло, задавала Невзорову дурацкие вопросы и у станции "Площадь Мужества" выскочила, как ошпаренная. Только в редакции я обнаружила, что на голове пусто: шляпку-то я в машине оставила. Еще примерно месяц я думала, под каким бы предлогом позвонить на Чапыгина ("здрасьте, я тут у Александра Глебовича в машине шляпу забыла", ага), вот клянусь, не ради телезвезды: шляпа мне правда нравилась, я ее в ГУМе купила, она у меня была одна. Повод вскоре нашелся, я набрала номер Людмилы Щукиной (тогда – редактор "Секунд") и, представившись, начала этот повод произносить. "А не Вы ли у "Графа" шляпку в машине забыли? – перебила меня Щукина. – Приезжайте, я Вам ее верну". Я приехала на "Чапу", в бюро пропусков постояла за великим Демьяненко, покурила с той самой Щукиной, столкнулась на выходе с "Графом". Он дежурно спросил, почему я работаю в газете, а не на телевидении. Я снова что-то сдерзила. "Напрасно. Очень полезно иногда смотреть на себя со стороны – отрезвляет". Вскоре мне позвонил завуч моей школы и попросил снять фильм к юбилею. "Я не умею, я же газетчица!" – "Вот и научишься заодно". Собственно, вот и научилась – можно сказать, с благословения главного теледемона страны.
– Расскажите о том, как развивалась телевизионная карьера. На ТВ Вы выступали в различных ролях: корреспондент, ведущая, редактор, руководитель программ, директор, продюсер, – какая из них была Вашей любимой?
– В 93-м тот самый "фильм" про мою школу каким-то хитрым образом увидели на гатчинском кабельном телевидении "Ореол". Позвали работать. Поначалу я делала детские новости "Нате!" (в смысле "возьмите"): провела отбор в школах (типа "кастинг"), сколотила небольшую команду. Придумывали мы это все у меня дома, а в студию приходили только записывать выпуски раз в неделю. 
Однажды заболела ведущая, пришлось мне, уже мамаше годовалого ребенка, водружать на голову желтые бантики и прикидываться в студии школьницей (кстати, с тех пор думаю, что озвучивать мультики – мое истинное призвание. Жаль, никто об этом не знает). Потом были обычные новости – там я была и корреспондентом, и ведущей, а иногда и оператором, правда, очень плохим оператором. Параллельно мы выпускали газету: адаптировали телевизионные форматы в текстовые версии и выпускали еженедельно, по-моему, восьмиполосную "Гатчину-Инфо". В 98-м, когда я уже была главредом, случился конфликт на почве снятия материала с эфира: мы нашли доказательства связи незаконной торговли цветными металлами и ГАИ. Я напомнила учредителям, что по закону о СМИ единственная их привилегия – менять главного редактора, а вмешиваться в редакционную политику им права никто не давал. И, прежде чем хлопнуть дверью, заявила под общий хохот, что когда-нибудь буду корреспондентом на НТВ. Поработав на "Региональном телевидении" и чуть-чуть на Пятом, я таки оказалась на НТВ. Потом случилось корбюро ВГТРК, следом – Вести в паре с Михаилом Антоновым и в финале – снова Пятый канал.
Новости были моим любимым делом – строго до тех пор, пока они были новостями. Но, как говорится, лошадь сдохла – слезь. Мне повезло, и я успевала слезать со всех лошадей до того момента, как они испускали дух. Именно поэтому я сейчас так далеко от любого СМИ.
.JPG)
РТР, программа "Вести" в 20.00 в паре с Михаилом Антоновым
– Вы неоднократно становились лауреатом "Тэфи", признаны "Журналистом года "- 2011 на конкурсе Союза журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области "Золотое перо". Важны ли были для Вас эти награды, оценка коллег?
– Оценка коллег важна. И для меня гораздо более важна, чем зрительская оценка, особенно в версии монопольного медиаизмерителя. Можно как угодно относиться к тому, что произошло с премией, но другой у них для нас нет. 
И если выводить за скобки лауреатов в области общественно-политического вещания – там все за гранью, конечно, то развлекательное телевидение оценивается цехом вполне себе адекватно.
Для команды, создающей проект, статуэтка – не только знак качества, а доказательство того, что вся та круглосуточная пахота, не приносящая порой ни красивых цифр в таблицах рейтингов, ни в зарплатной ведомости, была не зря. Так что я горжусь – и ТЭФИ-Регион за "Сейчас в Петербурге", и общенациональными ТЭФИ за "Утро на 5" и "Алые паруса-2016" в номинации "событие телесезона". У меня нет ни одной персональной награды – все коллективные, за проекты, продюсером которых мне повезло стать. И Гран-при "Золотого пера", к слову, тоже за проект – за "Петербургский час".
Хорошее телевидение всегда делает хорошая команда. И если я что-то и умею лучше многих, так это собирать хорошие команды.
– С 2009 по 2016 Вы возглавляли Управление собственного производства и аутсорсинга ОАО "ТРК Петербург – Пятый канал". Тогда же пять лет были главным продюсером праздника "Алые паруса". На тот момент Вы сами себя считали журналистом или менеджером?
– Я всегда считаю себя, прежде всего, журналистом – по инстинктам. Остальное через дефис: функционал, добавленный к природе опытом и конъюнктурой. Если эволюционно, то продюсер, конечно, – тот, кто придумывает, делает выбор, организовывает процесс и несет ответственность за результат. А продюсером "Алых парусов" я стала, потому что больше было некому. Когда праздник возрождали в 2005-м году, над ним работал почти весь канал. К 2012 году из тех, кто знал, ЧТО это такое, на Пятом осталось человек десять (и меня в том списке не было). Все семь лет я по семейному блату стояла в аппаратной за спиной мужа, поэтому, когда меня неожиданно назначили, я отказалась: строго по анекдоту "я умный, я даже не возьмусь". А сдалась с третьей попытки потому, что остальные оказались умнее. Не жалею. "Паруса" – самый тяжелый проект в моей телевизионной карьере, который помог мне сформулировать базовый принцип успешной работы: доверять гениям. Повезло собрать гениев – не мешай, а помоги.
В аппаратной на прямой трансляции «Алые Паруса-2016"
– И вот мы подошли к моменту "перехода". По какой причине в 2016 году Вы решили покинуть телевидение и стать руководителем отдела маркетинга торговой сети "Максидом"? Перешли из журналистики в бизнес?
– Слезла с той самой дохлой лошади. Тут на последней церемонии ТЭФИ Николай Картозия, к которому я отношусь с большим профессиональным пиететом, со сцены сделал программное заявление. Не воспроизведу дословно, но в пересказе как-то так: "что же нам, влюбленным в телевидение, остается делать? Не всем же уходить в ютьюб и делать матерные интервью – тем более, что у Дудя это получается все равно лучше?" Картозию обвинили в зависти и еще черт знает в чем. А как мне показалось, он просто честно озвучил нашу сегодняшнюю цеховую дилемму: если мы умеем только играть в ящик, который уже попахивает, нам надо уйти в никуда или из последних сил реанимировать умирающего ценой собственной репутации? Два года назад я поняла, что бессмысленно искать еще теплые участки этого разлагающегося организма – процесс необратим. И если получилось в телеке, получится и без него: надо просто успокоиться и определить, что именно благодаря телевидению ты научился делать хорошо, и использовать это в другой сфере.
– По сравнению с предыдущей профессиональной деятельностью чем порадовала и огорчила новая профессиональная среда? Какие журналистские навыки Вам пригодились в новой сфере деятельности?
– Сегодня мне намного интереснее работать. Я даже жалею, что так опоздала с влюбленностью в маркетинг. Это куда более живая, перспективная, творческая и мозгоемкая сфера, которая, ко всему прочему, имеет абсолютно прозрачный и просчитываемый результат. Интуицию и креатив можно пощупать на кассе – бесценно. 
Так что ностальгии нет. А огорчает то, что я филонила в школе математику, экономику на журфаке сдавала "автоматом" на "три" и экселем пользовалась примерно на одну сотую его возможностей. Никогда не знаешь, что пригодится в жизни. С другой стороны, изучать новое на пятом десятке – лучшая профилактика Альцгеймера, говорят.
Журналист – это же профессиональный дилетант, который постоянно ныряет в чужие темы. И для него смена профессии вообще не должна становиться проблемой – не хирург, чай. Так что, перефразируя известное, умному журналисту – везде родина.
– Сейчас Вам доводится самой становиться ньюсмейкером, говорить с журналистами, давать интервью, комментарии. Как Вы себя ощущаете по "другую сторону баррикад"?
– У меня был определенный опыт "по ту сторону баррикад" и ранее, поэтому – ничего принципиально нового. Когда знаешь язык и производственную кухню СМИ, меньше завышенных ожиданий и рисков быть неверно понятым. Ругать журналистов в принципе неконструктивно: с журналистами надо работать. Максидом – открытая компания, во много благодаря тому, что член совета директоров и лицо компании Мария Евневич в анамнезе журналист, а бывших журналистов не бывает.
– Ваше мнение по поводу современной ТВ-журналистики. Есть ли программы, про которые бы Вы могли сказать: "А вот эту программу я хотела бы делать, вести".
– Я не пользуюсь телевизором, как прибором, поставляющим в мою квартиру контент российских вещателей. Но в курсе происходящего на ТВ я быть обязана: в конце концов, мы же там рекламу размещаем. Поэтому все, что нужно знать о самом охватном канале коммуникации, я получаю в сети. Отвечая на Ваш вопрос: нет, таких программ нет.
– В будущем Вы можете себе представить ситуацию, которая приведет Вас обратно в журналистику? Какую?
– Профессии в ее каноническом виде больше нет и, судя по отсутствию общественного запроса в России, не будет. Да простят меня за это безапелляционное обобщение коллеги, которые, вопреки всему, продолжают работать, как положено. Но ведь сильнейшее расследование Дениса Короткова в "Новой" о кремлевском поваре в любой цивилизованной стране мира стало бы темой номер один в СМИ и запустило бы уголовный процесс общенационального масштаба. У нас же его прочтут несколько тысяч человек и, в лучшем случае, оно заслужит короткий комментарий Пескова, который прочтут, негодуя, те же несколько тысяч человек. Все. Свобода слова может быть обеспечена только общественным запросом. Когда его нет, каждый прокричавший правду в бамбуковую дудочку – просто мишень.
Вся надежда на поколение новых неотформатированных людей, которые убеждены, что свободу может ограничить только поломка роутера. Они, безусловно, создадут свою версию журналистики – сетевую, субъективную, неподцензурную, очень хорошо информированную и невероятно оперативную. Этакий Телеграм-канал, только с многомиллионной аудиторией, и таких – тысячи. Я с нетерпением жду этого момента. Чтобы стать благодарным потребителем этого контента – сама я так уже не смогу, не догоню, буду старенькая.
– Если бы Вы сейчас вновь решали вопрос: "Куда поступать после школы?" – Вы бы выбрали факультет журналистики? Если да, то почему? Если нет, то почему?
– Я мысленно рисую звездочки на фюзеляже всякий раз, когда отваживаю от журфака очередного абитуриента. Еще раз: журналистика – это ремесло. Фундаментальные знания надо получать в другом месте. Если, конечно, не хочешь пополнить армию невежественных дипломированных нарциссов, наделенных правом влезать лицом в чужие дома. В определенной степени это и обо мне. Если бы я, как Максим Леонидов, писала письмо самой себе в далекий 91-й, я бы попыталась убедить себя налечь на математику, потом – подать документы на экономический факультет ЛГУ или в Финэк. Объясняла бы, что и в журналистике добьюсь большего, и в маркетинге буду чувствовать себя намного увереннее. Но тогда я шла за мечтой. Не слушала никого и не послушала бы никого – тем более, себя в возрасте мамы и папы. И черт его знает, может, так и надо. То, что нам с высоты лет кажется ошибкой, вполне возможно, и был тот самый правильный выбор. Просто потому, что собственный.
Посмотреть все материалы рубрики: "Журналист меняет профессию"
(рубрика действует в рамках проекта "Поддержка", реализуемого на средства гранта Санкт-Петербурга)