«Журналистика - это классная вещь»
Представляя сегодня Максима Шарифьянова, некоторые издания (а Максим довольно медийная персона) пишут «бывший спортивный журналист». Из профессии Максим уходил дважды, хотя был и до сих пор считается одним из самых интересных авторов, писавших о баскетболе, а позже и о хоккее с футболом. Теперь, когда говорят о Шарифьянове, тоже добавляют местоимение «самый», потому что основанное Максимом спортивное агентство ProTeam уникально и не похоже на другие, работающие на этом рынке.
«Творческое начало у меня было всегда»
– Как я понимаю, тебя как раз баскетбол и привел в журналистику?
– Да, потому что журналистом я изначально становиться не думал. Поступил в «Военмех», я, можно сказать, потомственный инженер, у меня «Военмех» заканчивал папа, а у моей жены – отец и брат.
– То есть такая династия вырисовывается.
– Да, хотя я не очень понимаю, зачем. Понятно, что у папы была какая-то, видимо, романтика: он учился после войны, когда быть военным инженером, конструировать танки и что-то там еще, наверное, было духоподъемно. Но я заканчивал школу в 1995 году, и зачем нужно было туда идти, в эту профессию в разруху 90-х, когда шла тотальная конверсия, не очень сейчас понимаю. Но я по накатанной дорожке пошел и довольно просто поступил.
– Конкурс был маленький?
– Даже не знаю. Я экзамены не сдавал, поступил по итогам олимпиады по физике и чуть ли не в марте, еще до окончания школы уже знал, что меня приняли в институт. Параллельно с друзьями пошел на курсы в ЛИТМО, а с будущей женой – на подготовительные курсы английского в университет имени Герцена. Словом, развлекался и валял дурака, мне было все это неинтересно. Теперь-то я понимаю, что я был тотальный гуманитарий, еще в школе я занимался какой-то самодеятельностью, играл в КВН, дискотеки в школе вел. То есть у меня творческое начало было всегда, а технического не было. Но мне легко давалась физика, и я особо не страдал по этому поводу.
– КВН, дискотеки, самодеятельность – в какой момент в это вклинился баскетбол?
– Я им заболел году в 1993-м, когда на канале РТР появилась передача «Лучшие игры НБА», которую вел Владимир Александрович Гомельский, нынешний – да и тогда уже – гуру спортивной журналистики и баскетбольного комментария. Тогда нам просто прорубили окно в профессиональный спорт – и это был шок! Мы увидели Майкла Джордана на пике его карьеры, третье чемпионство «Чикаго» – финальную серию показывали короткими нарезками, и это была любовь на всю жизнь. Где-то в 1994-м прошел первый стритбол (уличный баскетбол, проводится на одной половине поля с одной корзиной – прим. автора) на Дворцовой площади. Представь, двести или триста команд, три тысячи человек там тусят, и это просто нереальная атмосфера! Я стал сам заниматься баскетболом и где-то года с 1996 начал писать о нем в институтскую газету, которая называлась «За инженерные кадры».
«Был нужен помощник на неходовой баскетбол»
– Ты просто пришел в редакцию и предложил свои услуги?
– Редактора газеты знал мой папа, мы познакомились, и он мне пожаловался, что спорта в институте много, а в газете об этом никто не пишет. И я стал писать, а через год примерно решил, что я уже опытный журналист и начал обзванивать редакции городских газет. Просто брал номер, смотрел выходные данные и звонил в «Советский спорт», «Спорт-Экспресс», другие издания и спрашивал, не нужен ли им человек, пишущий о баскетболе. И однажды попал на редактора газеты «Спорт уик-энд» Андрея Барабаша. Он пригласил меня в редакцию. Помню, приехал часа за три до назначенного времени, сидел на проходной в арке Главного штаба, где находилась редакция. Барабаш сразу дал мне задание: играл баскетбольный «Спартак», и я должен был написать об этом. Я поехал на игру, написал какой-то отчет, интервью сделал после матча и так закрутилось.
– А в газету «Северный форум», где начинали карьеру многие ныне известные спортивные журналисты, ты как попал?
– Меня позвал Андрей Митьков, он там писал о баскетболе, и ему был нужен помощник на, скажем так, неходовой баскетбол. Нужно было писать о женских командах «Волна» и «Балтийская звезда», о мужской команде из первой лиги «Ладога» – такой баскетбольный андеграунд. Вот я и ездил по всем этим адресам, которые до сих пор помню: Московский, 150, где играла «Ладога», Авиационная, 19, где играла женская «Волна»…
– А тебе нравилось все это? Ведь ты, наверное, хотел писать о большом баскетболе, а не об андеграунде?
– Да я фанател от всего этого! Я на все матчи в городе ходил, я и в баскетболе-то более-менее начал разбираться именно потому, что очень много его смотрел. И еще сам поигрывал и пытался тренировать сборную в институте. В итоге, когда Митьков уехал работать в Москву в «Известия», я год до закрытия газеты был единственным пишущим о баскетболе, и это уже был топ-уровень.
– Когда я начинала писать о спорте, опытные коллеги меня учили, что журналисту нужна объективность, и поэтому он не может быть болельщиком…
– Меня тоже. Требовали жесткости. Но я был больше болельщиком. Дружил с ребятами в команде того поколения, многих я знал еще до того, как они попали в «Спартак», я был из той тусовки и при этом дико позитивный. Сейчас уже понимаю, что это неправильно, но в тот момент я делал то, что хотел. Мне было неинтересно то, что происходит вне площадки, кто где напился или в милицию попал, мне нравилось пропагандировать сам вид спорта. И когда я первый раз уходил из профессии, для меня большим разочарованием стало то, что качество статей о баскетболе резко упало. А ведь это как раз то, чем ты должен завоевывать читателя: красиво и вкусно преподать в газете игру, чтобы захотелось о ней читать. Этого практически никто не умеет делать в России, да и вообще, журналистов, пишущих о баскетболе интересно, практически не осталось, пара человек на «Sports.ru», которые могут хорошо игру преподать, разобрать тактически. А редактор отдела баскетбола этого сайта Филипп Прокофьев – вообще человек недосягаемого уровня, не в обиду всем остальным будет сказано.
– Разве сейчас о баскетболе – нашем, отечественном – не стали писать больше, вот ты часто комментарии даешь…
– Мне могут позвонить и начать с какого-то идиотского вопроса… Хотя со мной удобно, как мне кажется, делать интервью, потому что я вместо ответов на глупые вопросы отвечаю на умные, которые я сам бы себе задал. Я понимаю, что баскетбол – это не футбол и не хоккей, он не настолько популярен, поэтому на него бросают молодых журналистов, у которых не было времени и возможности разобраться и вникнуть в этот вид спорта.
– А в Америке, где ты часто бываешь, иначе работают журналисты?
– О баскетболе там пишут очень профессионально. Там от качества статей зависит, будут ли покупать твою колонку, твою газету, будут ли смотреть твой канал и будут ли давать рекламу. Если качество плохое, журналиста увольняют и берут того, кто пишет лучше. Очень показательный пример: есть такой молодой парень Джонатан Гивони, он лет 10 назад сделал сайт Draftexpress, где он перед драфтом НБА (процедура выбора профессиональными командами игроков, не имеющих активного контракта ни с одной командой в лиге – прим. автора) делал аналитику по молодым игрокам. Собирал о них информацию, ездил по турнирам, разговаривал со скаутами, составлял свои рейтинги, делал прогноз, как кто будет выбирать. И в этом году его купила телекомпания ESPN: выгнали тех, кто там сидел, потому что это было все позорно и неинтересно, и взяли его с помощником на хорошую зарплату делать прогноз. Вот так это должно работать. У нас этого нет. От того, как мы показываем или не показываем баскетбол, пишем о нем или не пишем, ничего ровным счетом не зависит: ни доходы клубов, ни бюджет, у нас все в других кабинетах решается. Да и вообще мне кажется, что весь спорт в России как-то искусственно существует. У него есть некая социальная функция, но источники его финансирования напрямую не зависят от качества продукта, от его обертки и от того, сколько пришло или не пришло зрителей на трибуны. То, что на «Зенит» приходит по 40-50 тысяч – это исключение из правил.
– На баскетбольный «Зенит» тоже приходит много зрителей!
– В городе, где на футбол приходит по 50 тысяч, не собрать 5-6 тысяч на баскетбол было бы преступлением.
«Денег не получал, наоборот, свои вкладывал»
– После закрытия газеты «Северный форум» ты впервые ушел из журналистики. Это был вынужденный шаг?
– Не совсем. У меня к тому моменту уже было понимание, что спортивная журналистика в Питере потихоньку умирает, и все идет к тому, во что превратилось сейчас: два-три издания, которые, к сожалению… Беда реально полная! Поэтому я параллельно искал что-то смежное. Благодаря интернету и знакомым игрокам – а тогда уже американцы играли в «Спартаке» – я понимал, как все устроено в США и что мы никогда не выйдем на их уровень и индустрии из этого не сделаем. Любой голливудский фильм о спорте посмотри, там один из персонажей пишет колонку о команде, путешествует с ней, у него 120-150 тысяч долларов в год зарплата, дом и все хорошо. Я понимал, что в России этого не будет никогда.
– И ты из ушел работать в баскетбольный клуб «Спартак»?
– В «Спартак» меня позвали на должность пресс-атташе еще в 1999 году, когда я работал в газете. А после закрытия «Северного форума» я возглавил петербургский филиал крупной норвежской госкомпании. И параллельно то работал в «Спартаке», то не работал, денег, как правило, я там не получал, наоборот, по сути, свои вкладывал. У меня тогда уже был мобильный телефон, компьютер и принтер, интернет. Делал программки для клуба, печатал их за свои деньги, с моего мобильного комиссар после матча звонил в Москву, диктовал счет, протоколы. До сих пор не понимаю, в чем была проблема в «Юбилейном» с межгородом, видимо, просто не было денег. Суммарно, я, может, год проработал на ставке в клубе, а остальное время просто помогал. Хотя и клуба как такового тогда не было, я занимался всем: заменял юрисконсульта, готовил контракты, находил игроков, вел переговоры с агентами.
– Подожди, а знания? Все-таки, чтобы заключать контракты, нужно, что называется, в матчасти разбираться!
– Тогда в этом смысле был каменный век в сравнении с тем, что есть сейчас. Например, в 2002 году, кажется, «Химки» у нас украли Дениса Ершова – питерского мальчика из баскетбольного интерната 220 см ростом. Он просто не приехал на сборы команды. А у нас с ним контракт на два года. Началась тяжба. Я писал письма в ФИБА (международная федерация баскетбольных ассоциаций – прим. автора), прикладывал контракт, который как-то криво переводил на английский, отправлял все это факсом, потому что мейла тогда еще толком не было. В итоге мы за себя постояли, «Химки» нам заплатили компенсацию по тем временам колоссальную – 8 миллионов рублей. Мы на эти деньги жили 2/3 сезона. Но если бы этой работы не было сделано, игрок просто бы ушел. Повторю, у клуба не было юриста, его формальным главой был Владимир Шитарев, тогда – вице-губернатор Санкт-Петербурга по культуре, науке и образованию. Он, понятно, клубными делами не занимался, сидел в Смольном, а мы как-то существовали на птичьих правах, постоянно в долгах при этом.
– Получается, что для тебя журналистика тогда не была основным источником дохода?
– Была. Зимой 2000-го года. Я учился на 4-м курсе и был некоторое время на военных сборах в Кронштадте. Когда вернулся, сразу побежал на игру «Спартака». И мне туда принесли зарплату за пару месяцев, кажется. Помню, что это какая-то очень солидная сумма для меня была – тысяч пять или шесть рублей. Очень много! Я был студентом, стипендию тогда уже не платили, и это был хороший заработок.
– А в «Спартаке» платили хорошо?
– В 2002-2003 гг., когда меня взяли на официальную зарплату, я ее получал месяца три или четыре, колоссальные были деньги: 13500 я получал на руки. Но я тогда был молодым, горячим и несогласным с тем, что происходило в клубе, а потому позволил себе некоторые комментарии, в том числе, и в прессе. Поконфликтовал и ушел в очередной раз – третий или четвертый уже. Вернулся, когда «Спартак» взяла под свое крыло финская компания «Юит». Как раз в 2004-м моя норвежская компания закрыла офис в России, и я весной подписал свой первый полноценный договор со «Спартаком», сначала как менеджер, отвечавший за рекламу, маркетинг и международный отдел, а потом стал спортивным директором клуба. Финны рассчитывали на какие-то преференции от города в строительном бизнесе, но ничего не получили за два года сотрудничества со «Спартаком», сократили финансирование, и сезон 2005-2006 мы доигрывали за 40% бюджета.
«Стало понятно, что я не могу работать в этой системе»
– Ты поэтому решил в очередной раз уйти из клуба?
– В 2006 году генеральным директором «Спартака» стал Александр Красенков – человек с большими возможностями, который, кстати, начинал строительство «Сибур Арены». У команды был хороший период, мы с молодыми питерскими ребятами вышли в плей-офф Чемпионата страны, но лично мне стало понятно, что я не могу работать в той системе, которая в клубе выстраивалась. Я был несогласен со многими решениями, а совещательного механизма в клубе не было, превалировал авторитарный стиль, как и во всех, я думаю, компаниях с государственным участием. Я понимал, что сезон 2007-2008 не доработаю, а тут еще в декабре случилась отставка главного тренера – я был против, и с января ко мне вообще перестали прислушиваться, хотя я был спортивным директором, и решения, по крайней мере, формально должны были согласовываться со мной. И я стал искать какие-то варианты другой работы.
– И снова вернулся в спортивную журналистику?
– Помню тот момент прекрасно: мы с тогдашним редактором петербургской редакции «Спорт-Экспресса» Владимиром Юриновым сидели на малой арене «Юбилейного», смотрели хоккей в ожидании баскетбольного матча. Юринов спросил, не хочу ли я вернуться? А я больше не хотел писать о баскетболе, о своих друзьях и коллегах. И он предложил стать хоккейным обозревателем, тем более, что тогда СКА возглавил канадец Бэрри Смит, и для общения с ним нужен был хорошо говорящий по-английски журналист. Я согласился, 2 апреля я написал заявление об уходе, а 18 апреля я начал работу в «Спорт-Экспрессе».
– Они тогда выпускали газету «Наш «Зенит», для которой ты тоже писал – о футболе.
– Да, помню осенью 2010 года «Зенит» шел к своему второму в российской истории чемпионству, в предпоследнем туре играл дома, а ЦСКА – наш конкурент в борьбе за медали – поехал в Нальчик. Юринов сказал, что в Нальчике «армейцы» очки точно не отдадут, судьба золота будет решаться в последнем туре, и уехал в командировку. И тут «Зенит» кого-то дежурно побеждает, а ЦСКА играет в Нальчике вничью. Все – мы чемпионы, надо делать спецвыпуск газеты «Наш «Зенит», а Вовки нет, я один на хозяйстве! При этом в редакции сидят еще и ребята из Москвы, пишут свои тексты в «Спорт-Экспресс», мы параллельно готовим «Наш «Зенит» – это была сумасшедшая ночь!
– Ты ведь еще и на «Авторадио» работал в то время?
– Работать на радио у меня была мечта с детства. Лет в 16 я посылал свои демозаписи на «Радио Полис» – не взяли. Потом дважды участвовал в конкурсе «Европы плюс». Тоже не взяли. А тут Сергей Циммерман, с которым мы были давно знакомы и в тот момент работали вместе в «Спорт-Экспрессе», позвал меня на «Авторадио», где у него была программа. И я три года работал там. Это тоже было интересно.
«Учил Бэрри Смита холодец есть»
– Ты ведь со многими известными людьми из мира спорта общался, а какая встреча тебя особенно впечатлила?
– Был случай с Ромой Широковым (экс-футболист «Зенита» и сборной России – прим. автора), яркое пятно на фоне остальных, которые хватают телефон и делают вид, что разговаривают, чтобы к ним журналисты не обращались. Подошел к Широкову после тренировки, хотя не был уверен, что он остановится. Но он остановился, выслушал мою просьбу и тут пошел дождь. И он берет меня буквально за руку, проводит в здание базы, куда не пускали журналистов, и минут 15-20 отвечает на все мои, может, не самые интересные вопросы. Хорошо отвечает, основательно. Еще был Бэрри Смит – очень интересный человек, с которым мы много общались. Помню, на следующий день после вылета из плей-офф Кубка Гагарина от московского «Спартака» делал с ним большое интервью, а в тот момент о хоккее говорить не хотелось, и мы беседовали обо всем: о детях, о семье, о жизни в Баффало, а потом поехали обедать, и я его учил холодец есть.
– Научил?
– Нет. Он попробовал, поморщился и сказал: «Это же жир, как его можно есть?!»
– Ты ведь и легенду петербургского и российского баскетбола Владимира Кондрашина хорошо знал.
– С Петровичем я делал последнее интервью, которое вышло при его жизни. Он заболел зимой, в начале 1999 года, ему сделали операцию, и летом ему стало легче. Он жил на даче в Шапках, и я в сентябре туда к нему приехал. Был у него целый день, часов восемь, наверное. Какой-то конкретной темы для разговора не было, говорили обо всем. Дико жалею, что не расшифровал тогда по горячим следам нашу беседу, а я все записывал: получилось 4 кассеты по 90 минут. И во время очередного своего переезда с квартиры на квартиру я этот архив потерял. Остался только небольшой материал, который я тогда сделал. Он заканчивался фразой: «Я, наверное, на «Спартак» больше не приду». Наверное, знал что-то…
– Не жалеешь сейчас вот о таких моментах, которыми богата карьера журналиста?
– Нет, не жалею, потому что в моей нынешней жизни подобных моментов тоже достаточно. Я могу книгу об этом написать, столько накопилось за 9 лет работы агентом историй о людях и их приключениях. Я сразу решил, что не буду вести примитивный агентский бизнес, когда комиссионные за игрока получил и свалил. Занимаюсь развитием игроков, инвестирую в их образование, занимаюсь их здоровьем. Пусть это прозвучит громко, но я выстраиваю собственный мини-клуб или мини-федерацию, потому что понимаю, что сегодня именно этого не хватает в нашем баскетболе. В футболе и хоккее, где есть богатые клубы с хорошим финансированием, работают детские академии, а в баскетболе этого нет вообще. Даже у топ-клубов система подготовки игроков далека от идеала.
– Но, чтобы работать так, инвестировать в молодых ребят, из которых еще неизвестно что получится в итоге и принесут ли вложения в них доход, нужно иметь какой-то стартовый капитал. Нет?
– Я начинал с нуля, продолжая работать на «Авторадио», в «Спорт-Экспрессе». Как агент я некоторое время ничего не зарабатывал. Да, это было тяжело. Тысяч 30-35 зарплата в СМИ, а у меня уже дочка родилась. Мне повезло, у меня одним из первых клиентов был Антон Панкрашов – довольно высокооплачиваемый игрок. Но первые серьезные деньги, на которые можно было жить, я получил в 2010-м году, когда мы с моим партнером подписали Тимофея Мозгова в НБА. Осеню 2010 год я закончил с журналистикой и после окончания футбольного сезона ушел с радио и перестал писать в газету.
«Ситуация изменится, и профессия будет востребована»
– А как же слава, съемки на телевидении, узнаваемость на улицах?
– Знаешь, какая штука… Конечно, самолюбование свойственно каждому, особенно мужчинам. Но когда ты попробовал, посидел в кадре на телевидении, провел репортаж по радио, словом, увидел все это изнутри, ты понимаешь, что ничего особенного в этом нет. А невозможность зарабатывать хорошие деньги с возрастом добивает и клюет мужчину гораздо больше, чем желание появляться в телевизоре. Особенно, если речь идет не о солидном федеральном уровне, а о местечковом таком канале. Это не добавляет тебе ни популярности, ни денег, это просто какой-то опыт. Я бы сейчас с удовольствием прокомментировал баскетбол на телевидении, у меня есть опыт комментирования на радио, но это не то, там ты банально пересказываешь, что происходит на площадке. А вот под картинку да на хорошем уровне – хотел бы. Думаю, у меня бы получилось делать это интересно. Но как бы хорошо это ни получилось, я никогда не буду превращать это в основную свою работу, потому что у нас это не равно успеху, достатку, это просто увлечение. Например, одно из моих хобби – игра в «Что? Где? Когда?» с ребятами, которые участвуют в телеверсии этой игры. И для меня стал откровением диссонанс между тем, что я вижу на экране, и тем, что в жизни. На ТВ они все красивые, успешные, умные молодые люди в смокингах, а потом они выходят их кадра, снимают смокинги с чужого плеча, которые висят в гримерках, надевают свои курточки, шарфики и разбредаются по своим низкооплачиваемым работам. Все! У большинства именно такая ситуация. Там единицы успешны в жизни. В журналистике такая же история: в наших реалиях любой вид журналистики не будет приносить серьезный доход, иметь хоть какую-то социальную значимость, отклик, чтобы этим хотелось ради самореализации заниматься. В таких обстоятельствах мы живем.
– Думаешь, наша профессия так и продолжит скатываться до уровня SMM?
– К сожалению, да. Как-то Дима Навоша (основатель и генеральный директор «Sports.ru» – прим. автора) рассказывал мне, как устроены роботы и как они делают новости. Он тогда сказал, что после последнего кризиса они отказались от корректоров. Отказались в пользу оперативности, в пользу этих роботов. В современных требованиях это был правильный шаг, мне, выросшему в классической журналистике, не переносящему в газетах опечаток и ошибок, сложно с этим смириться. Мы живем в другом мире, все настолько ускорилось, многие профессии девальвировались. Надеюсь, что книги никуда не денутся, потому что я последнее время много читаю. А вот пресса… По себе знаю: я сижу только в «Твиттере». 140 знаков и 2 секунды на новость. И только если интересно – ты кликаешь и идешь на сайт.
– Что посоветуешь журналистам, которые думают уходить или остаться в профессии?
– Легко советовать, когда у тебя все хорошо, тьфу-тьфу-тьфу. Сейчас такое сложное время. Но я бы сказал так: журналистика – это классная вещь, это постоянное общение с людьми, возможность излагать свои мысли, делиться с кем-то тем, что ты думаешь о каких-то событиях. Даже в интервью со знаменитостью ты все равно показываешь себя, потому что ты готовишься, задаешь вопросы, которые тебе интересны, выстраиваешь беседу. Это очень круто. Я бы посоветовал никогда не идти на сговор с самим собой, делать то, что внутренне не разделяешь, ради денег, конъюнктуры и еще чего-то. Если есть возможность заниматься этим замечательным делом без давления извне, без внутренних компромиссов – надо этим заниматься. Рано или поздно ситуация изменится, и профессия будет востребована. И потом, журналистика – это хорошая школа общения, выстраивания отношений и умения писать. Какая бы роботизация нас ни ждала в будущем, способность излагать свои мысли, мне кажется, будет цениться всегда.
– Бывших журналистов, как и бывших разведчиков, не бывает. Может ли так случиться, что однажды ты вернешься в профессию?
– Я не исключаю, что на каком-то витке появится интересное предложение, и мне захочется его принять, – говорит Максим. – Например, я бы уже сейчас поучаствовал в создании проекта с просветительским уклоном, в котором бы звучали ответы на вопросы родителей детей-спортсменов. У меня много совсем юных клиентов –15-17 лет, и я вижу озабоченность их родителей, понимаю, насколько тяжело, не будучи внутри процесса, получить какую-то информацию и совет о дальнейшей судьбе их ребенка. Думаю, им была бы интересна такая программа, скажем, на радио, и я себя в этом вижу, но пока не понимаю, на какой площадке ее можно запустить. Я с удовольствием сегодня выхожу на радио, даю комментарии пишущим журналистам, потому что так вношу маленькую крупиночку в популяризацию баскетбола. Ведь если интересно рассказывать об этом виде спорта, возможно, лишние полтора человека послушают, потом кто-то посмотрит трансляцию, сходит на игру и, возможно, влюбится в баскетбол, как я когда-то.
